– Ну, здравствуйте охотники!
Первым подал руку Владислав Иванович – одетый в пёстрый толстый свитер, поверх которого была меховая безрукавка, на ногах новенькие длинные резиновые сапоги.
– Здравствуй Ерофеич, здравствуй, мы подплываем и гадаем – встретишь нас, не встретишь, успел получить телеграмму, или не успел, из Красноярска её отправил ещё три дня назад.
– Вот только сегодня утром ребята привезли из Бахты, вообще-то поджидал я тебя Владислав Иванович, ты ещё весной писал, что планируешь заехать ко мне уток пострелять, так что, уток жалко, что ли? А ты даже не один смотрю, с напарниками.
– Да ребята вот знакомые, с завода телевизоров, напросились со мной, вместе нам веселее будет. Знакомься – это Анатолий, а это Виктор.
Ерофеич, ещё крепкий, коренастый мужик, около шестидесяти лет, с рыжей, с проседью бородой до самой груди, похожей на лопату, с толстым мясистым носом, в зимней шапке на голове и брезентовом дождевике до самых пят, с любопытством рассматривал гостей.
– Где же вас расположить-то, ведь домой не могу пригласить, вы же нехристи, не верующие, безбородые, и табаком, наверное, балуетесь, моя бабка вас и до порога не допустит.
– Не беспокойся ты Ерофеич, мы палатку взяли, правда двухместная она, да мы бывало в ней и вчетвером ночевали, жирных и толстых среди нас вроде нет.
– Ну, это другое дело, тогда давайте-ка переедем к кустам, чуть повыше деревни, там и берег хороший, и ручеёк впадает в реку, и дров таловых полно, там палатку и поставите.
На высоком глинистом берегу стояло около двух десятков домов, располагаясь вдоль берега так, что из окон каждого дома видно было реку и все те судёнышки, которые проплывали по ней. Позади домов, ближе к лесу, в хаотичном порядке были настроены избушки, без которых в деревне практически не обойтись: бани, стайки, сараи, за ними, ближе к лесу были распаханы и раскопаны огороды. Когда и кто здесь поселился первым, никто не знал и не помнил, но всегда жили люди крепкой старой веры – кержаки. Они не прятались от цивилизации в тайге, как делали их деды, когда старая вера преследовалась и запрещалась, а наоборот, как-то старались использовать в жизни всё новоё, хотя и жили по своим старым устоям, всётаки на дворе уже конец семидесятых двадцатого века. В каждом доме была корова, у некоторых ещё и не одна, да для облегчения тяжёлого деревенского труда в деревне было несколько лошадей. В огородах сажали много – картошка, морковь, свекла, капуста, репа, редька – овощами подкармливали скот, и самим много уходило, когда во время длинных зимних постов на стол ставили лишь растительную пищу. И конечно ещё рыбачили, пока что рыбы в реке было много, её ловили сетями и самоловами, кто сколько хотел, обеспечивая себя и продавая излишки на проходящие теплоходы. Семьи были у всех большие, многодетные, редко у кого было меньше семи детей, и как – бы не призывали старики придерживаться старых устоев, всё-таки много молодёжи уезжало в город. Обыденный и однообразный образ жизни в деревне с длительными ночными моленьями не очень-то прельщал молодёжь. Их тянуло к благам цивилизации, к полной приключениями и впечатлениями жизни в городе. Да и те, что оставались в деревне, тоже приспосабливались к современной жизни – покупали мотоциклы, моторные лодки, бензопилы, по праздникам пили водку и брагу, а молодёжь даже иногда ездила в Бахту, чтобы посмотреть кино в деревенском клубе. В Симоновке был даже не большой рыбкоповский магазинчик, в котором местные жители брали в основном муку, сахар, соль, крупу, иногда водку, то есть то, что не вырастишь в огороде, не добудешь в тайге и не поймаешь в реке.
