А если бытие людей определяется не меняющимися лозунгами на знамёнах, а глубинной природой живущих тут веками людей?
Тогда, извините, не так важно, советская ли тут власть, и какого покроя, или хрущёвская имитация, перестройка ли с расхватом суверенитетов или предпринимательство с расхватом собственности, – не это решает! Государственный строй может меняться и выворачиваться, а бытие в глубине определять будет всё то же – вековое, русское, в данном варианте – северно-якутское. И определять это бытие будет Ксения, сохраняющая упрямую независимость при любых правителях, на которых ей… наплевать.
Но учитывать ситуацию постарается? Книги читать будет? Ещё как! Подражать литературным героям? О, да! Но чаще – отрицательным.
Объять такую независимость можно разве что стихами. К ним-то и обращается героиня, стараясь объять необъятное: душу народа.
С политзеками ели мы хлеба краюшку,
А родители пели с матерками частушку.
Окуджава запретный из общаг нам звучал,
Был у нас, норильчан, тыщевольтный накал.
И краюха хлеба, которой ты поделишься с зеком (или зек с тобой), и матерки (без которых частушка не споётся) – это и есть потаённые ценности, которые русская душа хранит, чтобы выдержать бесконечную смену хороших и плохих правителей.
А Окуджава откуда?! Да оттуда же: из природной музыки, которую чует в своём характере героиня Светланы Ермолаевой.
Впрочем, Окуджава – не единственный светоч в этой чёрной мути. Обретя статус признанного стихотворца, Светлана Ермолаева высоко ценит и этот статус, и своих признанных коллег. Единственным исключением является Евтушенко, неприязнь к которому переходит в странную враждебность. К другим мэтрам жанра отношение почтительное. И к жанру как таковому.
Как-то сослуживец, увидя, что Ксения записывает в дневник стихи, поинтересовался. Она дала прочесть. Он прочёл три стиха и посмотрел на неё круглыми глазами:
– Да ты поэтесса!
Она поправила:
– Поэт!
Существенное уточнение – для тех, кто чувствует таинства русской речи.
Поэт – в текстах Светланы Ермолаевой – не просто дополняет её как прозаика. Поэт остро чувствует то, на что прозаик ссылается при смутной тревоге. В стихах поэта эта тревога переходит в постоянное, необъяснимое, неизбывное ожидание беды. И возникает готовность к боли, которую надо перенести как неизбежную.
Эта боль – не расплата ли за обретённую с таким трудом независимость?
Поэтом, который помогает обрести голос, становится Владимир Высоцкий – самый славный из неофициальных поэтов своего времени. В нём находит Светлана «что-то близкое и родственное её бунтарской натуре».
