"За все нужно платить!" - покаянно произнесет Василий Шукшин позже, но такой дорогой цены он не предполагал. И, конечно, один из рубцов на его сердце - от этого разрыва. Уже окончательного. Потому что Мария вскоре выйдет замуж, чтоб доказать Василию - она товар, который пользуется спросом.
Известно, что Мария Ивановна закончит московскую заочную школу с иностранным уклоном, овладеет немецким языком. Преподавала этот предмет в поселке Майма. Конечно, не случайно она покинула и прежнее местожительство, чтоб односельчане не напоминали ей лишний раз о Василии...
* * *
Мучила ситуация с Викой, которая ставила перед Василием один барьер за другим. Шукшин начал метаться между двумя женщинами, как загнанный зверь, не видя конца своим мытарствам. Понимая, что его легкомысленное поведение принимает серьезный оборот.
Долго не расписывался с Лидией Федосеевой, пока не родилась дочь Мария. Тогда только Шукшин прописал Лидию и узаконил с ней свои отношения, поверил в серьезность ее чувств. Безоглядность этой женщины долго заставляла его сомневаться в женской преданности семейному очагу, и многое другое из предыдущей жизни. Говорило мужское самолюбие. Говорила память.
Василий Шукшин все время чего-то боялся потерять, с чем-то расстаться, несомненно, дорогим для него.
И, конечно, естественен вопрос: а как же Василий Макарович зарегистрировался с Лидией Федосеевой, если был уже женат, имея соответствующую отметку в паспорте?
Неизвестно, кто ему подсказал или он самолично пришел к этому решению, но паспорт с отметкой о регистрации Шукшина с первой женой Марией Шумской был потерян! Новый получить не представляло особого труда: Шукшина уже хорошо знали в стране, следовательно, и в системе МВД, где он знаком был даже с самим Н. Т. Сизовым.
Известно также, что и у Марии Шумской отметки о расторжении брака с Василием Макаровичем нет! Увы, но это так.
В кругу ближайших друзей, в минуты трудные и горькие, когда, казалось, очередная ссора с Лидией разведет их навсегда, Шукшин обхватывал голову руками, пряча в них сумрачные глаза, и надолго замолкал или глухо упрекал в чем-то себя, друзей, подругу жизни. Он дорого продавал свою свободу! Продолжала бередить память о той, которая всегда шла где-то рядышком, кротко и властно напоминая о себе. Тогда, словно сбрасывая непомерную тяжесть с плеч, резко вставал, стыдясь минутной слабости, боясь что-то потерять близкое и несомненно дорогое, говорил:
