Павел, оставаясь в стороне, с интересом смотрел на толпу. Состоящая в основном из нескольких сотен людей в возрасте от двадцати до шестидесяти лет, она была бы заурядна и посредственна, если бы не придурковатая кучка молодых ребят, горлопанящих что есть силы «Кто здесь власть?! Мы здесь власть!».
Пожилой народ со все большим воодушевлением вторил молодежи, повторяя этот лозунг, как мантру. Все смешалось. Павлу казалось, что среди митингующих были все кому не лень: фраера, бывшие военные, зевающие девушки, неформалы и крестящиеся в немом экстазе бабушки. Все они, все как один, хотели социальной справедливости. Объединенные ненавистью к Путину и «Единой России», эти митингующие бастовщики (или бастующие митинговщики), забыли и думать, что справедливость у каждого своя.
Всю эту вереницу политически активных граждан сопровождало несколько рядов ОМОНа и полиции, которую с брызжущими во все стороны слюнями вожделения спешили сфотографировать журналисты из провокационных интернет-газетенок. В какой-то момент все это даже понравилось нашему герою.
Но он громадным усилием воли отказался от участия в этом протестном шабаше.
До метро дошел без приключений, и никто так и не узнал, что сталось с бабушкой, решившей покормить голубей. Равно как и с той процессией, которая шла стройными рядами, дабы высечь огнем и мечом недовольства искру справедливого светлого будущего в умах тех, кому и так живется неплохо.
3
Кристина… То, что он чувствовал к ней, было для него таким новым, таким свежим, таким радостным, что у него не находилось слов для выражения собственных чувств.
Рядом с ней ему действительно хотелось жить, а не проживать жизнь (отстойное существование парень в расчет не брал, понимая, что себя надо уважать, и памятуя, что не место красит человека, а человек место).
Если бы он был писателем, пожалуй, Кристина стала бы его вдохновительницей. Он вспоминал с улыбкой счастливые солнечные дни, когда он впервые увидел эту девушку и сдуру окрестил ее Одноножкой. Тогда захотелось втайне сравнить все ее ранимое существо с расстроенной гитарой.
Если бы он был музыкантом, то – Павел твердо знал это – ему бы хотелось играть только на этой гитаре. Но говорить и хотеть можно все что угодно, а кроме того – все, что происходило вокруг него в этом доме на Вознесенском проспекте, позволяло острее почувствовать необратимость жизни. Да, жизнь необратима, и поэтому остается уважать то, что было, и ценить то, что есть.
