Три слова о войне | страница 78
Турин встал. От волнения сделал несколько шагов. Остановился у ближайшего окопчика, осмотрел его могильную пустоту. Вернулся к притихшему Холмогорову. Тот с любопытством следил за странными движениями.
– Лермонтов поехал бы, – глухо произнес капитан, – … в другую сторону.
«Так нравилось ему плавать в утлом челне среди разъяренных волн моря жизни – надо же, как сказано, как заверчено!» – Турин шел к запредельной стороне, намереваясь выполнить задание. Он еще толком не знал, где встретится с Масхадовым, целиком полагаясь на случай. И пусть Холмогоров думает о нем что угодно. Главное, уже не посмеет ни в чем укорить.
У штаба приблудный пес завилял хвостом. «Шамиль, Шамиль, – потрепал его капитан, – пожелай мне удачи, дружок». Пес преданно уселся на обочине, показывая готовность дожидаться. В его глазах засветилась такая верность, что Турину стало не по себе.
– Капитан, ко мне! – из штаба вышел командующий.
Турин нехотя вытянулся:
– Разрешите доложить?
– Не надо! Я уже переговорил с Масхадовым – войны не будет, – Сухенько был доволен, что утер нос подчиненному, не сумевшему за пару часов раздобыть важные сведения. – Так что свободен, герой!
К штабу подрулила дежурная машина. Командующий впрыгнул на сиденье и повелительно кивнул водителю. «Отчего ему не подают лошадь? – подумал Турин. – Красовался бы как маршал Жуков».
Холмогоров лежал на траве и расшифровывал небеса. Белые облака летели на север, черные тучи стремились на юг. Посредине вращалось солнышко.
– Ну что, встретился? – услышал он шаги.
– Встретился, – капитан опустился рядом.
– Неужели с Масхадовым? – с удивлением приподнялся Никита.
– Нет, с командующим. Он сказал, что ты меня обокрал.
– Не понял?
– Похитил у меня подвиг.
– Фу ты, черт! – Никита откинулся обратно и захохотал. – Он отменил свое идиотское распоряжение!
– Да, он уже все выяснил, и теперь упивается собственным величием.
Турин был мрачен. Он не испытывал радостного облегчения, какое наступает после завершения непростого дела. Напротив, отмена рокового приказа показалась капитану равносильной его получению – с той лишь разницей, что неизвестность, полная случайностей, теперь навсегда обращалась в печальную неотвратимость. Уже ничто нельзя было изменить – все сбылось, потому что не сбылось.
– Не унывай, – посочувствовал Никита. – Твое последнее задание еще впереди.
– Черт, все как в пословице: жизнь – копейка, судьба – индейка.
– Успокойся, капитан! Вернешься домой и все забудешь.