– Не похож он на благородного мифического ящера. Слишком мерзкий, – вздохнул я, посматривая на лежащее рядом тело второго пилота.
Пока тварь маячила в границах прямой видимости, спокойно заняться телом у уполномоченных на это медиков не было никакой возможности. Первых погибших на Циратре людей похоронят не сразу… Сначала на их организмах, которые сейчас просто затолкают в бокс для биологических образцов, на полставки способный работать и холодильником, проведут какие-нибудь эксперименты. Нарежут из трупов анатомических препаратов, будут пытать те местной атмосферой, водой и, скорее всего, насекомыми и бактериями. Цинично и немного гадко, но необходимо для развития научного прогресса и выживания остальных колонистов. То, что люди в белых халатах сочтут не слишком пригодным для опытов, наверное, похоронят в закрытых гробах. Или кремируют.
– Согласен максимум на ксеногепарда. Потому как эта фигня почти сумела догнать нашу «газель» и схавать её вместе с пассажирами.
Несколько истеричных смешков послужили мне ответом и чуть разрядили сгустившуюся в салоне атмосферу. Уродливая тварь оставалась всё дальше и дальше за пробитой во множестве кормой, и это волшебным образом поднимало настроение всем… кроме погибших и тех, кто очень переживал факт смерти своих знакомых или друзей. Всего на борту экспедиционного транспорта погибло четыре человека. Почти каждый десятый из тех, кто направился в эту проклятую поезду. Или едва не полпроцента от всего населения Циратры, представленного сейчас одной-единственной колонией. Трое мужчин скончались от ран в жизненно важные органы вроде сердца, мозга, позвоночника или лёгких. Реанимировать тело с простреленной навылет головой или несколькими крупными сквозными дырами в грудной клетке просто не представлялось возможным. Единственная женщина, кстати, коллега Саввы и Оксаны – археолог, погибла не то от потери крови, не то от передоза лекарствами, которыми её пытались удержать среди живых. Оторванные ноги в районе колен далеко не всегда становятся причиной отправки на тот свет… Но ей, к сожалению, и этого хватило.
С ранеными ситуация обстояла чуть получше. Пять человек попало под один, максимум два пробивавших автобус навылет снаряда. Но все их дырки оказались в местах, удобных для экспресс-ремонта силами нашего уважаемого главврача Царенко.
Расположившийся на первом этаже медик с парочкой подручных бестрепетно сшивал воедино разорванные кишки, а сорванное с положенного места мускульное мясо крепил обратно чуть ли не степлером. Во всяком случае, так утверждал дядя, зачем-то сунувшийся к нему под руку и мигом вылетевший обратно с зелёным лицом чистокровного марсианина-вегетарианца. Единственным, что врач сразу отказался приводить в норму, являлись два раздробленных в кашу пальца одного из военных. Впрочем, пострадавший мужик, которому после ранения вкатили сначала лошадиную дозу обезболивающего, а перед анестезией ещё и дали глотнуть спирта для храбрости, не сильно расстроился. Мизинец и безымянный палец на левой руке явно являлись не теми деталями организма, без которых он никак не мыслил своё существование.
