Последняя любовь. Плен и свобода | страница 43
Улыбка сползла с губ Риверна и тут же появилась снова, напоминание о погибшей девушке не смутило его.
– Алиен, может, ты все же присоединишься к нашей пирушке. Выпьем, поболтаем о прожитых годах.
– Потом поговорим. – Сухо отказался Алиен, – Я отведу девушку и покажу ей свои покои.
– А-а-а… – лицо Риверна расползлось в сальной улыбке, – ну, удачи тебе! Это хорошее дело. А-а-ха-ха… – загоготал он и потянулся к очередной бутылке, мгновенно забыв про брата. Миссия его была на половину выполнена, он был оставлен на корабле Алиена и теперь беспрепятственно мог шпионить за своим родственником, как ему и было приказано.
Запрокинув голову, огромными глотками Риверн стал пить вино прямо из бутылки. Выпив за раз половину, он оглядел посоловевшим взглядом пирующий зал. Раздумывая, чем бы заняться на досуге, он повалился на кожаные подушки и постепенно заснул. Во сне ему снились презрительно смотревшие на него зеленые глаза.
***
Баст хмуро стояла перед небольшим наполняющимся водой круглым бассейном и занималась самотерзанием.
«Вот узнает мама о том, что она в очередной раз влипла. Вот узнает, куда она влипла. Да ее удар хватит! – Беспокойно думала про себя Баст.»
И еще одна мысль:
«Вот узнают они, что она не придворная дама, а родная дочь королевы… – Ее прошиб холодный пот, – переполох поднимется на весь цивилизованный космос. Так вляпаться! Над ней годами будут насмехаться».
Вдруг Баст послышался звонкий, заливистый, злой смех ее сводной сестры Атали, раздающийся под высокими сводами Дворца Роз. Смех доносился как бы из далека. Она передернула плечами. Нет, ее здесь не может быть, ей это все померещилось.
«Да, над всем королевством будут насмехаться, если узнают, как она попалась в плен», – от страшных унизительных картин в ее голове, она зажмурилась и застонала.
«Тогда никто из ее родных не сможет посмотреть в глаза никому. И она после всего того, что обещала им, не сможет. Да она просто сгорит со стыда, не сходя с места».
Баст продолжала терзаться на протяжении всего того времени, пока ее раздевали рабыни. Даже мысль о том, что она сейчас в личных покоях пирата, захватившего ее, отошла на второй план перед укорами совести.
В конечном итоге ее гибкое и не совсем честное второе «Я» нашло решение. Оно из любой ситуации выбиралось с легкостью и «в любую дырку могло пролезть без мыла», так как было довольно скользкое и лишено всяких ограничений типа совести и чести. Ее второе «Я» было гораздо старше и опытнее Баст, и принадлежало к другой, более жесткой эпохе. Эта вторая половинка ее души по существу принадлежала не ей.