Главным, стержневым символом народного сознания был православный царь. Он переживался как глава и средоточие самого народа, одной из семей человечества, спасающихся во Христе и принявших на себя духовное водительство Церкви. Последний русский царь, оказавшийся, быть может – хотя и это спорно, – несостоятельным как государственный деятель, как практический устроитель народной жизни, отрекся от власти и связанной с ней ответственности. Одни увидели в этом вину царя, другие – собственную вину, третьи – вообще ничего не увидели, кроме «исторической закономерности». Но вот что несомненно: царь не отрекся от своей роли как средоточия народной совести и народной души. Вместе со всей святой Русью, духовно оставаясь во главе ее, он принес себя в добровольную и осознанную жертву. И размышляя о нравственном облике его личности, вспомним слова апостола:
«Взирая на кончину их жизни, подражайте вере их» (Евр., 13: 7).
Тема революции – Царство Божие на земле. Революция духа заключалась в том, что Бог или «идея Бога» был признан продуктом, символом народного самосознания, когда-то полезным, но теперь устаревшим, ставшим помехой повзрослевшему человечеству. Революция духа – в утверждении: «Бог умер».
Поставленное целью революции всечеловеческое братство – коммунизм – лишь условно может именоваться «Царством Божьим», но энергия вековых чаяний человечества, сосредоточенная на этом Царстве, была использована для попытки самостоятельного, без Бога, построения счастливого будущего. В этих условиях делом спасения для христианина и для христианского народа было сохранить веру и верность прежнему, Единственному Богу, Который только и может быть Творцом Своего Царства. И русский царь – глава и средоточие народа – стал исповедником и свидетелем этой верности. Как в древности говорили на Руси:
«Народ согрешит, царь умолит; царь согрешит – народ не умолит».
Этот царь – умолит.
«Если начаток свят, то и целое» (Рим., 11: 16):
если царь свят – значит, в сердце своем свят и весь народ.
В чем же тогда причина бедствий, постигших Русскую землю? Во внешней враждебной силе или в неумолимой власти исторических закономерностей? Нет, отвечает патриарх Тихон, в собственном грехе народа. И в этом признании народного греха – не хула, но возвышение народа, свидетельство о его свободе и ответственности, призыв к покаянию и очищению:
«Еще продолжается на Руси эта страшная и томительная ночь, и не видно в ней радостного рассвета. Изнемогает наша Родина в тяжких муках, и нет врача, исцеляющего ее.
