***
Сегодня понедельник, день приёма зачётов от студентов. Две недели чтения курса лекций по истории русской литературы шли по восходящей линии. Каждый день студенты всё больше увлекались вопросами, которые разбирал с ними их профессор. Резко изменилось у них отношение к вчерашнему своему учителю. Неожиданно для себя они обнаружили, насколько он мыслящий человек и оратор.
– Профессор, можно ли привести на ваши лекции маму, она очень интересуется литературой! – спросил один студент.
– Можно, – добродушно ответил профессор.
– А я дедушку приведу, можно?
– Можно…
И последние три дня аудитория была переполнена мамами, дедушками, бабушками. Пришли даже несколько пап.
Восторг и удивление росли с каждым днём.
В конце недели профессор объявил:
– В понедельник будете сдавать зачёты.
Понедельник был тем днём, когда по плану завуча в классе Алексея Александровича должен был состояться прощальный праздник: учитель прощается со своим четвёртым классом, дети переходят в пятый, а учитель возвращается в первый. И начинается всё сначала.
Алексей Александрович пошёл к директору.
Тот обрадовался, увидев его.
– Хотел позвать вас сам… Пожалуйста, послушайте мои вчерашние стихи.
Он повлёк его к окну, достал из кармана лист, развернул его, отрешился от всего внешнего, погрузился в себя, и его правая рука начала обводить в воздухе поэтические абстракции. Он читал искусно и вдохновенно.
Я никогда детей не унижал.
Бесился и от ярости дрожал.
Как возмущался!
Как негодовал!
Но повода для мести не давал.
В порыве утверждения добра
Вершил я суд,
Как будто отобрал
Права на то у Бога
Самого,
И удивляя, и смеша Его.
Неважно,
Кто патриций,
Кто плебей,
Неважно,
Кто сильней,
А кто слабей,
И даже
Кто глупей,
А кто умней,
Прости,
Не так уж важно это мне.
Но зло, оно есть зло,
Хоть ты умри,
И подлость – подлость,
Что ни говори.
Не примириться с этим,
Не принять,
И не понять,
И боли не унять.
Вот только дети…
Лгут.
Но ты им верь,
Как верят Небу,
Солнцу
И Траве.
Спасибо,
Господи,
Что удержал
От злобы.
Я детей не унижал.
Он закончил чтение, но понадобилось минуты три, чтобы выйти из поэтического транса.
Алексей Александрович был зачарован стихами. Был восхищён самим директором, глаза которого излучали любовь.
– Вы истинный поэт… – сказал он со всей искренностью.
На лице директора засветилась улыбка благодарности.
– Я бы хотел издать сборник стихов, – сказал он с какой-то застенчивостью, даже чуть покраснел, – не согласились бы вы стать моим редактором?
Алексей Александрович смутился: не ожидал такого лестного предложения.
