Серебряно-синие глаза размером с щит сошлись вместе, слились в гладком молчании прямо перед ним, и вспыхнули пронзившей его серебряной молнией. Его руки конвульсивно раскинуло в стороны, а затем они сомкнулись вокруг молнии, будто она была чем-то твёрдым, что он мог раздавить. Нельзя сказать, что Эльминстер думал о том, чтобы раздавить что-нибудь.
Или вообще думал.
Он был слишком занят, заходясь воплем от боли.
Из него в ночь вырвался высокий, разрывающий горло вопль юной танцовщицы, затерявшейся в ужасе и агонии. Молния ударила в него, каждый волосок встал дыбом, как кинжал. Молния выскочила из тела наружу, затем ударила снова. Казалось, тысячи копий пронзили его, вырвались из плоти, и затем повторно ударили снова в открытые раны.
Эльминстер едва осознавал, что упал на колени и беспомощно дрожит. Он повис на ярких копьях молнии, не способный упасть лицом вниз… не способный вообще что-нибудь сделать.
Каждый раз, когда молнии вырывались из него обратно, они забирали с собой жизнь, жизненную энергию, и не возвращали её, ударяя обратно.
Амарун всхлипывала, или пыталась всхлипнуть, но её тело не могло дышать, не могло издать ни звука. Её разум омыл ревущий серебряный огонь, пламя силы, прокатившееся сквозь её сознание и с лёгкостью способное его уничтожить, если бы Эльминстер с мрачной решимостью не боролся за то, чтобы остаться собой, не цеплялся в голодном пламени богини за то, что было Эльминстером из Долины Теней.
Синее пламя вокруг него отогнал серебряный огонь, окружил его — и ударил в него.
Эльминстер хотел закричать, но раздался лишь придушенный хрип.
Мистра — если это была Мистра — высосала очень много энергии из позаимствованного им тела, но сейчас принялась исцелять его разум, прогоняя кипящее синее пламя, что таилось в нём почти сотню лет.
— Вот, мой избранник, — нежно, как мать, прошептала Мистра. — Ступай же обновлённым. Теперь ты можешь творить магию больше и сильнее прежнего, не рискуя погрузиться в безумие — но всё же твои возможности ограничены. Ступай, и до скорой встречи.
И тогда серебряный огонь покинул его, оставляя лишь холодную тьму.
Эльминстер остался в непроглядном мраке.
Что-то мягкое и нежное коснулось его лица и руки, развернуло его и повело обратно. Наружу и вверх, спотыкаясь о невидимые камни под ногами, снова под лунный свет.
Слабый и оглушённый, покачивающийся, с Амарун, скорчившейся в безмолвном ужасе в уголке их общего сознания, Эльминстер содрогнулся.
