Ему могло не нравиться, что я делаю, но я же выиграла внимание всех людей? И этого не случилось бы, если бы я отказалась озвучить их секреты.
Я посмотрела на сияющий рубин на своих коленях. Проблема Ната была в том, что он был слишком ранимым. Даже Пенебригг назвал его колючим. И это по-доброму.
Я старалась не обращать на него внимания и повернулась к следующему человеку, желающему, чтобы я прочитала его мысли. Исаак Олдвилль. Я закрыла глаза и взяла его за руку.
— Красный. Я вижу все красное. Красная жидкость, красный свет, красные ковры. Если не ошибаюсь, красные портьеры в вашей спальне. Вы так сильно любите красный цвет, что я уверена… да, вы хотели бы мой красный рубин.
Они рассмеялись, и я осмелела и полезла глубже. Долго была лишь тьма, и я подумала, что потеряла связь с Олдвиллем. Но появился свет… и теперь у меня появилось жуткое ощущение, что я смотрела на рубин глазами Олдвилля.
— Вы не можете отвести от него взгляда. Он лежит на столе между нами, всего в футе от вас, ослепляет красотой и силой. Влечение такое сильное, что вы не обращаете внимания на смех людей.
А смех стал громче.
Картинка стала не такой четкой, ее словно подернул туман, порой она темнела, но я все же пробилась.
— Но вы пытаетесь сделать вид, что я ошиблась, — продолжила я. — Вы можете посмотреть на что-то, кроме рубина. Вот, вы так и сделали. Теперь вы смотрите на своих друзей и коллег. Вы заметили, что лицо Дипса скривилось, а Линнет еще смеется. Но вы все еще думаете, как сделан этот рубин. Вы хотите провести с ним эксперименты…
— Хотелось бы.
Я открыла глаза. Олдвилль не был ни капли уязвлен.
— И все остальные хотели бы, — сказал он коллегам. — Мы еще никогда не сталкивались с таким феноменом, и мы еще многого не понимаем. Скажи, Певчая, ты можешь так читать мысли на расстоянии.
Я замерла и задумалась.
— Не знаю. Я пыталась в начале, но не сработало. Но после этого я тренировалась.
— Хочешь попробовать еще?
— Как пожелаете.
— Чьи мысли прочитаешь?
Я не знала никого в Лондоне, кроме людей в этой комнате.
— Выберите сами.
— Кого же выбрать? — Олдвилль встал и начал принимать предложения остальных.
— Жена.
— Мой сын.
Пауза, и кто-то сказал:
— Скаргрейв.
— Да, Скаргрейв!
Голосовать не было смысла, многие требовали Скаргрейва. Но Пенебригг был встревожен.
— Это опасно…
Успех придал мне уверенности, и я хотела снова показать себя. Что будет, если я прочитаю при них мысли Скаргрейва! Бой будет наполовину выигран.
