— Для чего?
— Мне то не ведомо. Про храм что-то говорили. Может, в жертву. И то сказать, пока вели, кормили неплохо и особо не изнуряли. Может потому, что среди абаров тоже многие ранены были. Но я так приметил, что раны у них заживали — не чета нашим, у кого за день, у кого за три. Казалось, вот только-только в плече дыра была, а тут глядишь — едва шрам остался.
— Как же ты спасся? — заинтересованно спросил правитель франков.
— Да, почитай, чудом, — грустно вздохнул пастух. — Мы уже далеко в их земли зашли, когда на тот отряд, что нас вел, какое-то войско напало. Тоже дикие, не приведи Господь. Одежда из волчьих шкур. Неврами прозывались. За полночь набросились. Ни дать, ни взять — стая. Однако абары быстро опомнились, многих убили. И, стало быть, из наших тоже немало. Я под кучу трупов забрался, так до утра и пролежал. А уж перед рассветом абары тех из полона, кто выжил, дальше погнали. Быстро пошли, должно быть, опасались, как бы снова не напали. Только клинки и доспехи пособирали, а остальное все — на корм воронью. А как из виду скрылись, я из-под кучи выполз да и побрел себе. Так до италийских земель и дошел…
— Господин инструктор, — раздался на канале связи голос Карела, — у нас тут покушение.
— Судя по голосу, неудачное. Так шо там стряслось? На кого покушались? На тебя? Или на невинность Брунгильды?
— Не, — отозвался Карел. — Не на меня, на Брунгильду. Все бы вам насмехаться. Я-то ее спас, но вот стрела тут какая-то очень странная.
— Неужели же стрела Амура?
— Этот малый, видать, в нее не промахнулся, — с печальным вздохом хмыкнул Карел. — Но здешние стрелки просто пытались ее убить.
Липа — это сосна, проходящая по документам, как дуб.
Папа Карло
Весть о покушении на сестру майордома и о ранении гостя и соратника молодого кесаря — нурсийского принца Жанта — облетела весь Париж быстрее сороки, не отыскавшей с утра ни единой серебряной ложечки. Радуясь новой теме для пересудов, толпа превратила раскинувшуюся на берегу ярмарку в огромное толковище.
Самые знающие твердили, что близок день Страшного суда, что абары, идущие на италийские земли, — вовсе и не люди, а демоны, исторгнутые адской бездной на погибель рода человеческого. Что противостоять им — занятие бессмысленное. Уж лучше провести оставшиеся месяцы, а может, и дни в молитве и покаянии. Другие словохоты, не отрицая адской природы недавних событий, твердили, что хоть взбесившаяся химера и ожила на страх людям, могучий герцог Нурсии одолел ее в честном бою, и, стало быть, тартарейскую нечисть можно и нужно истреблять во славу Божью, ибо это лишь испытание, посланное христианскому люду. А уж подлый выстрел в герцога и вовсе говорит о том, что враги прокрались в Париж, и след огнем и железом выкорчевать проросшую скверну до того, как она разрастется и захватит столицу.
