Слухи о предстоящей войне и, конечно, ночное происшествие в храме Страстей Господних в эту минуту отошли на второй план. Но лишь кортеж проследовал в ворота резиденции кесаря, люд снова вернулся к пересудам о событиях прошлой ночи. Никто толком не знал, что произошло, но поваленная колонна и убежавшая из-под каменной пяты добродетели аллегория греха в утренние часы попались на глаза многим. И потому горожане и приезжие, не скрывая опасений, шептались о дурных предзнаменованиях, о том, что чудище бездны вырвалось наружу и грядущая война может стать роковой для страны франков.
Кардинал Бассотури делал вид, что не слышит этих тревожных разговоров, и, тем более, не комментировал их. Он сидел в открытом паланкине с величественным и гордым видом настоящего патриция, которому нет дела до шума толпы. Вслед за кардиналом на мулах ехали сопровождавшие его священнослужители. За ними — вельможи и воины.
— Ожидается знатная перебранка, — под нос себе прошептал Лис, глядя, как невольники аккуратно ставят паланкин на землю и Гвидо Бассотури, подняв руку в благословляющем жесте, ступает на твердь двора старой римской виллы. Бароны, заполнявшие все отведенное пространство, склонили головы, но их взгляды не предвещали ничего хорошего. Известие о том, что ночной убийца принадлежал к свите легата, не миновало ни одной пары ушей.
«Надо бы как-то в зал пробраться», — подумал Сергей, разглядывая фра Гвидо, неспешно восходящего по мраморным ступеням. Встретивший его, как подобает, у входа, майордом склонился, чтобы принять благословение. Лис протиснулся ко входу в зал, прикидывая, можно ли незаметно проскользнуть мимо стражи и где спрятаться, оказавшись внутри переговорной комнаты.
Охрана у входных дверей стояла плечом к плечу, разомкнувшись лишь для того, чтобы пропустить его преосвященство, но готовая вновь сплотить ряды перед всеми прочими. Да и в тронном зале укрыться особо негде. Зал был пуст, лишь строго посредине, сдвинутый с привычного места, стоял роскошный золотой трон, а чуть ближе к двери располагалось не менее сверкающее, изукрашенное затейливой резьбой курульное кресло для легата.
Лис когда-то слышал от Камдила, что в таких переговорах всякая мелочь имеет значение и подготовка встречи на высшем уровне сама по себе требует немалого искусства.
«Легат здесь представляет святейшего Папу, — стал бы объяснять напарник, — соответственно, ему должен быть оказан наивысший почет. В то же время, это не сам понтифик, а персона рангом пониже, и потому может претендовать лишь на такое кресло. К слову, честь тоже немалая. Первое золоченое курульное кресло было у Цезаря в римском сенате. Трон почитался сиденьем более высокого ранга, и царствующий монарх в разговоре на равных должен был восседать именно на нем. Но, чтобы соблюсти церемониал, идти к трону от входа в зал надо немного дальше, чем к креслу его высокопреосвященства». Идиотские, по мнению Лиса, условности. Однако, что ни говори, именно эти мелочи, по сути, правили миром, и нарушение согласованного ритуала было бы оценено как смертельное оскорбление.
