. Конечно, Готфрид Малатерра описывает в «Деяниях Роджера графа Калабрии и Сицилии и герцога Роберта Гвискара, его брата»
(De rebus gestis Rogerii Calabrie et Sicilie comitis et Roberti Guiscardi ducis fratris eius), хронике, повествующей об истории норманнской Южной Италии, как святой Георгий помог в бою против сарацинов при Черами (1063), однако эти сведения ненадежны, поскольку его труд был написан уже после начала первого крестового похода
[430]. Нужно также заметить, что К. Эрмданн, а вслед за ним и Е. Лапина
[431] немного выдают желаемое за действительное и допускают неточность: если мы обратим внимание на процитированный Лапиной фрагмент хроники, мы увидим в ней повествование о явлении во время битвы некоего воина со сверкающим оружием и на белом коне, увидев которого все стали восклицать: «Бог и святой Георгий!». И более ничего. Иначе говоря, остается лишь предполагать, что воин был принят окружающими за святого Георгия. Вместе с тем стоит отметить: если войско приняло «сверкающего воина» за святого Георгия, значит, его воспринимали как «военного» святого.
Некоторым исключением здесь может показаться святой Маврикий: культ мученика-предводителя фиванского легиона был распространен на Западе именно как культ «военного святого» с первой половины XI в., т. е. задолго до крестовых походов. В том числе имеются сообщения о его личном присутствии в битвах[432]. Но здесь стоит не забывать о том, что хроника Роберта Реймсского является производной от «Деяний франков», откуда история о белых войсках получила распространение, а информация о Маврикии, отсутствующая где-либо еще, могла попасть туда по принципу «испорченного телефона».
Согласно предположению Е. Лапиной, появление византийских «военных» святых в хрониках первого крестового похода было неслучайным: их действия на стороне франков были в интересах антивизантийской позиции предводителя отряда крестоносцев из норманнской Италии Боэмунда Тарентского, которому была в основном и посвящена хроника «Деяния франков»[433]. В частности, между Боэмундом Тарентским и византийским императором Алексееем Комнином были разногласия по поводу прав на завоеванную крестоносцами Антиохию, в битве за которую святые, собственно, и явились. Чудо можно было интерпретировать следующим образом: теперь традиционно византийские военные святые работают на латинян, а не на греков, причем во время взятия Антиохии[434]. Иначе говоря, даже византийские святые косвенно указывают на то, кому владеть городом.
