Сыщик понял, что список поиска придется расширить, включив в него и этот дом.
Пристав сверлил Степана взглядом, обещавшим нерадивому дворнику изрядную взбучку. Но Ванзарова это уже мало интересовало. Он собрался благополучно откланяться, оставив обычные распоряжения, и лишь на всякий случай спросил:
— Степан, а не вашего ли дома квартирантка?
Дворник набрал воздуху в грудь, решительно шагнул к трупу, нагнулся и вдруг удивленно присвистнул:
— Так это ж… ей богу, она…
Маленькую удачу Ванзаров принял как должное. Значит, дело еще проще. Личность, считай, установлена.
— Никак, барышня знакома? — изобразив несказанное удивление, спросил он. — Как звать? Где проживает? Докладывай!
— Как звать, не знаю… — шмыгнув носом, солидно заявил Степан. — И где, значит, проживает — тоже неведомо.
— Ах ты… — от возмущения пристав влепил крепкое словцо.
— А вот к кому в гости захаживала — видал… — мстительно закончил Пережигин. Он нарочно тянул резину, со значением заглядывая в глаза «доброго барина». И сыщик сразу понял, куда клонит дворник.
— Ну, Степан, не томи… А я похлопочу, чтобы господин пристав отменил наказание. Так ведь, Андриан Николаевич?
От возмущения Щипачев выдавил лишь бессильный хрип.
— Значит, девица энта, уже с полгода ходють в пятую квартиру… — начал осмелевший дворник.
— Вчера была? — перебил Ванзаров.
— Вот вчера не приметил, не обессудьте! А так, раз пять за неделю.
— К кому ходила?
— Известно к кому. К господину Серебрякову, профессору!
Видно, судьба приготовила Ванзарову лучший новогодний подарок: самое быстрое раскрытие убийства в истории петербургской сыскной полиции. Ведь тут сразу видно: это дело рук неопытного, а значит, слабовольного преступника. Хотя, право, как-то странно…
Пристав в сопровождении двух городовых и Пережигина был немедленно отправлен с приказом привести названного господина, вынув хоть из постели. Сыщик резонно понадеялся, что, увидев жертву, душегуб испытает глубокий шок и признается в содеянном.
3
Подъехала медицинская карета.
Санитары уже положили носилки на снег, но Ванзаров попросил их пока не трогать девушку и лишь прикрыть ее простыней.
Толпа зевак заметно поредела. На морозе зрелище требуется поинтересней.
Сыщик подошел к телу и еще раз всмотрелся в заледеневшее лицо. Неожиданно что-то странное показалось ему в этом простом преступлении. Родион Георгиевич не мог понять, отчего вдруг у него появилось необъяснимое беспокойство.
В полиции у коллежского советника Ванзарова сложилась репутация везунчика. Ему доставались самые тяжелые, самые запутанные и гиблые дела, от которых, как могли, открещивались другие чиновники. А он впрягался и рыл, как бур, пока виновный не оказывался за решеткой. Он не боялся крови, грязи и долгих, утомительных розысков. Родиона Георгиевича подстегивала любовь к ловле преступников, которая не успела остыть за пять лет службы в столичном сыске. Он любил слово «сыщик» и был уверен, что победит любого противника.
