Гея | страница 3

Мы сейчас учим завтрашних строителей, инженеров, производственников любить землю, любить природу, помогать ей. Во многих вузах введен курс экологии. Ее начала преподают и в школах. Создаются школьные лесничества, комсомол городов шефствует над парками и садами.

Прав поэт, спросивший: «История ли часть природы? Природа ли кусок истории?» Их не разделить, эти абстрактные, но такие конкретные понятия. Они как составляющие входят во все наши дела. И в наши книги — тоже. Кстати, быть может, раньше ученых беспокойство о нашей Гее стали проявлять писатели-фантасты. Это естественно: литература прогноза должна идти впереди самого прогноза. Не пугать, нет — предупреждать, звать к действию, к мысли, к поиску. Перед вами, читатель, такая литература. Такая книга. Она составлена из произведений, которым кроме определения «фантастическое» правомерно дать еще одно — «географическое», поскольку все они связаны одной темой — темой заботы и тревоги за хрупкую оболочку планеты, что родила и «выходила» Человека Разумного.

В первом выпуске «Геи» в основном собраны рассказы и повести, издававшиеся ранее в журналах и сборниках. Всякая книга, обобщающая достижения какой-либо науки, начинается с экскурса в ее историю. Так и первый выпуск «Геи» представляет собой как бы экскурс в области «науки», уже разработанные и исследованные писателями. Перед вами, читатель, — начальный курс «географической фантастики». Прочтите его, он еще раз напомнит вам, что планета у нас — одна.

Сергей Абрамов,

председатель совета по научно-фантастической

и приключенческой литературе Союза писателей РСФСР

В бледном и знойном небе медленно кружил гриф.

Без всяких усилий парил он на огромной высоте, не шевеля широко распластанными крыльями.

Усольцев с завистью следил, как гриф то легко взмывал кверху, почти исчезая в слепящей жаркой синеве, то опускался вниз сразу на сотни метров.

Усольцев вспомнил про необычайную зоркость грифов. И сейчас, как видно, гриф высматривает, нет ли где падали. Усольцев невольно внутренне содрогнулся: пережитая им смертная тоска еще не исчезла. Разум успокоился, но каждая мышца, каждый нерв слепо помнили пережитую опасность, содрогаясь от страха. Да, этот гриф мог бы уже сидеть на его трупе, разрывая загнутым клювом обезображенное, разбитое тело…

Засыпанная обломками разрушающихся обнаженных скал долина была раскалена как печь. Ни воды, ни деревца, ни травы — только камень, мелкий и острый внизу, обрывисто громоздящийся угрюмой массой вверху. Разбитые трещинами утесы, нещадно палимые солнцем…