Бежит коза, торопится, но Человека нет как нет. И выходит она к луке синего моря, где стоит Перунов дуб. Смотрит она в светлую воду как в зеркало, и видит в том зеркале бородатое лицо в гирлянде августовских звезд — лицо темное, непонятное, никем не воспетое, никем не любимое…
— Я ли это? — шепчет коза, дивясь смутному отражению в блистающем жемчуге. — Как же никто не увидел, что я такое?
Кличет орел, шипит змея, стоят над яром Солнце и Месяц — и большеничего. Впрочем, нет: еще стоит на горе избушка, а в избушке мать качает сына, напевая песню о ней, козе-дерезе. Поет она о том, что скоро придет из волшебного леса кормилица, четыре четырки, две рас-топырки, молока полны бока, — сладко ребенку ждать козу под заунывное материнское пение! А материнский неподвижный взор — видит ли он что-нибудь, куда он устремлен — в будущее ли, в прошлое? Наверное, в прошлое, одно оно только нам известно, настоящее не осмыслить, а будущего знать не дано. Вот и ты, животина, смотришь неподкупным оком назад, на свою дорогу, — о русская земля, уже за шеломянем еси!
