Ага, прямиком оттуда, вот прям только что раскрыл дело Собаки Баскервиллей. Тихонечко так оставляю ее, ибо жена Пельменного снова плачет, прижимает щенка и мне по-хорошему надо бы поскорее сматываться, пока не начнутся еще расспросы, да и видеть чужие слезы мало приятно, плюс на улице еще и холодно. Чем холоднее, условия-тем суровея нация. Закаленней. Пельменный Царь едва слышно говорит *спасибо муд..* и кажется я смог ему помочь. Прощай, мне будет очень приятно что твои воспоминания (и чернуха в придачу) останутся в прошлом, хотя твоя смерть была напрасной, дороги у нас все равно в хреновом состоянии, и кто-то наверняка снова случайно повторит прыжок к Посейдону. Пока-Пока.
Следующим на очереди был Боярышник, во-первых, потому что его просьба была достаточно простой и выполнимой, а во-вторых еще мне его даже жаль было, он мужик неплохой, и если бы не деньги, то вторым бы ушел в неизведанное. А еще я потратил все деньги на пса, сел в маршрутку– а у меня не хватало 10 рублей. И меня посылали нахер, а в салоне никто не занял, может потому что я матом с водилой говорил. Вышел, сел на другую, там водитель тоже сказал нихера и вот даже в следующей маршрутке тоже никакая сердобольная женщина не добавила десяточку. Спасибо блин. Тут на глаза попадается бабушка божий одуванчик, вежливо прошу у нее мелочи, но она выдает мне монолог о том, что чужие среди нас и грядет, грядет!
Такс, понятно, у нее помешательство, она кричит мне вслед что спасутся только избранные и кричит кстати громко, удивительно сколько мощи в ее то возрасте. Иду домой, размышляя что мог бы и обычную дворняжку подобрать для семьи Пельменного, не мерз бы щас. Лежебока сказал мне в этот момент что надо ценить то что имею. Ага, он то температуры не чувствует, а у меня уже звенят бубенцы как на тройке резвой.
А придя домой, смотрю на монетку, покатившуюся из джинс когда я переодевался. Бл*дь– это были злоебучие 10 рублей, из-за которых я столько шел по этому злоебучему морозу. В голове кто-то смеется, а Боярышник говорит, что ходить пешком полезно.
Боярышник и другие целебные напитки
До того момента как стать Боярышником, Павла Сергеевича кто-то боялся, кто-то уважал, а кто-то в открытую презирал. Особенно в конце 80х. Все дело в том, что Павел Сергеевич был преподавателем одной из самых необычных дисциплин– научного коммунизма. Дисциплина, проложившая начало социологии, достаточно долгое время была почитаемой и уважаемой, но многие ее аспекты вызывали вопросы и споры, а спорящие это делали на кухне и достаточно тихо, ибо могли посадить. Боярышник преподавал, жил простой жизнью, пока после брежневского застоя, при Горбачеве, Павлу Сергеевичу очень не повезло. Кажущийся грозным и непоколебимым СССР окончательно проиграл холодную войну, экономику к тому же подкашивало, Афганская кампания и кризис социализма добивали страну, и все чаще и чаще студенты поднимали такие темы, от которых у внешне сдержанного преподавателя внутри бушевало и подгорал бугуртомометр. Абсолютно спокойно ему прямо в лицо говорили о утопичности коммунизма и ненадобности его предмета. Некоторые вообще в шутку писали стебные научные работы, чтобы доказать, что идеи «социализма» и «коммунизма» являются бредом, т. к. они основываются на заблуждениях и неприкрытой лжи, причинявшие людям боль и страдания, ибо они, одураченные и обезумевшие, начали уничтожать друг друга с неистовой яростью и верой в светлое будущее. О величайшем заблуждении, коим было якобы перенесение равенства на область экономической жизни общества, наиболее прямо связанное с материальной, естественной природной средой. В дикой природе равенства нет и быть не может, поскольку всякое эволюционное развитие предполагает выживание сильнейших организмов и истребление более слабых.
