Барч усмехнулся: «Что и говорить, наши подходы принципиально несовместимы. На Земле мы выращиваем пищу и собираем звездолеты из компонентов. Вы выращиваете звездолеты и собираете из компонентов пищу».
Комейтк-Лелианр апатично возразила: «Выращивать корабли проще, чем строить. Если бы вы разбирались в проектировании звездолетов, вы осознали бы преимущества нашего подхода».
«К черту звездолеты, ленапи и капусту! Найдется еще какой-нибудь способ сбежать с Магарака».
«Какой? — лектванка отозвалась скорбным смешком. — Вы ничего не знаете о Магараке. Вы не можете даже вообразить себе Магарак. Неужели вы думаете, что незаметно улететь с планеты так же легко, как убить охранника и перепрыгнуть через ограду?»
«Я не утверждаю, что добьюсь успеха. Но я попытаюсь».
Она улыбнулась: «Ах, да. Раскрепощенная изобретательность молодой расы».
Барч покосился на нее почти неприязненно: «Называй это как хочешь. Может быть, когда раса становится слишком древней, как лектваны, она дряхлеет, киснет и теряет волю к жизни».
«Все может быть», — лектванка потянулась, разминая руки и ноги. Помолчав, она обернулась и взглянула на него с новым интересом: «В любом случае, ваш оптимизм заразителен».
Барч усмехнулся. Когда-то — уже, казалось, давным-давно — Клод Дарран придерживался совсем другого мнения о способности Барча выражать оптимизм.
Словно угадав его мысли, Комейтк-Лелианр пробормотала: «Как странно ветвятся и переплетаются волокна судьбы в суспензии времени-пространства! Всего лишь три дня тому назад…»
Барч впервые увидел, как на ее глаза навернулись слезы.
Шло время.
Без всякого предупреждения непроницаемая скорлупа яйцевидной камеры раскололась. Хлынул слепящий белый свет, сопровождаемый волной шума и неразберихой темных фигур. Свет погас, стены снова сомкнулись. Камера тут же наполнилась неприятным запахом преющей живой плоти.
Барч прижался спиной к стене. Прибавились восемь узников — шестеро мужчин и две женщины: сутулые бледнокожие существа с влажными и сморщенными в складки, как у бульдогов, лицами. На них были поношенные темно-серые рубахи и штаны до колен, длинные кожаные чулки и обувь, напоминавшая сгустки желтоватой резины.
Комейтк-Лелианр произнесла без всякого выражения: «Модоки. Мне казалось странным, что в трюме нас оставили одних».
Барч опасливо наблюдал за новоприбывшими. На их лицах не отражались какие-либо эмоции. Они обменялись несколькими хриплыми фразами, после чего наступила мертвая тишина — модоки разглядывали Барча и девушку-лектванку.
