– Прости. Мне пришло в голову, что ты единственная женщина, которую я видел в повседневной одежде. Мой стиль жизни до сих пор исключал подобные маленькие радости жизни.
Бриттани заморгала. Вместо презрительно-холодной маски появилось нечто, задевшее самые глубокие струны его души.
– Ты очень стараешься, играя роль. Но под напускным туманом, за зеркалами и кулисами ты совсем другой человек, не так ли?
Ему не понравились эти слова. Слишком долго он старался сделать так, чтобы все принимали его поведение за чистую монету. Истина намного непригляднее. И почему именно эта женщина отличалась от других?
– Для меня нет понятия кулис. Лишь сцена. Так я выживаю, Бриттани. Поверь, больше ничего нет.
Наверное, это самые честные слова.
– Иногда мне кажется, что ты чудовище. Наверное, хочешь, чтобы я думала именно так. А иногда я считаю тебя самым одиноким человеком из всех, кого встречала.
Сердце дрогнуло, Кайро готов был проклясть Бриттани, эту идиотскую ситуацию и свою глупую, искалеченную жизнь.
– Все сироты и политические беженцы такие, – тихо заметил он.
Не стоило этого делать. Нужно обратить все в шутку, рассмеяться, сказать что-нибудь непристойное или глупое. Но он не мог отвести от нее глаз и вздохнуть, не понимал, что с ним, почему он не в силах себя обуздать. Во всем мире, казалось, не осталось ничего, кроме ее прекрасного лица и тени сочувствия в темно-карих глазах.
– И все это про меня. Все, чем я живу и буду жить, это спектакль.
Темные глаза девушки задержались на его лице.
– Говорят, генерал плохо себя чувствует, – заявил Рикардо несколько дней спустя. – Даже ваши самые преданные сподвижники считают, что эта интрижка в то время, когда страна так нуждается в вас, выходит за рамки дозволенного.
Кайро даже не поднял глаза от ноутбука. Мало кто из репортеров мог бы даже предположить, что он вообще обладает деловой хваткой. Все в его жизни соответствовало образу, старательно создаваемому долгие годы. Сейчас он сидел за полированным столом, тем самым, за которым в разное время сиживали представители самых знаменитых династий Европы в парижской резиденции. Стол, как и все, унаследованное от родителей, был призраком из далекого прошлого, данью ностальгии. Кайро и себя считал призраком.
– Я-то думал, что перешагнул все рамки дозволенного и годам к восемнадцати стал самой скандальной сплетней в мире. В конце концов, мы к этому стремились. И что теперь со мной сделают? Приговорят к смертной казни?
