Прескверное чувство – être roulée[186].
28 декабря. Пятнадцатая годовщина смерти Аленушки. 15 лет. А помню как сейчас и не могу вспоминать. И не могла даже панихиду отслужить, не было ни копейки денег. Пошла с детишками гулять и зашла ненадолго в церковь.
У меня страшная слабость. Минуло на днях 68 лет! Никогда не думала, что так заживусь на белом свете. А все еще нужна. То родным детям, затем чужим, теперь внукам, т. е. опять родному сыну, от которого, по правде сказать, радости видела мало.
Наташа очень изменилась к лучшему. По-видимому, хлебнув в Москве лиха, она почувствовала, что здесь у нее и у детей дом, семья.
Была на днях у Анны Петровны. Она отменила свои «четверги», на которых собиралась масса народу, и добраться до нее было невозможно. А в ней столько тепла, ясности, юмора. Была у А.П. только Т.Р. Златогорова и на обратном пути рассказала мне, что А.П. потеряла 4 тысячи. Она считала, что в ее годы на случай удара, паралича, другой болезни надо иметь на руках какие-то деньги. Как купцы-банкроты, государство платит десять копеек за рубль.
Рассказывали, что не так давно приезжал сюда Ливийский патриарх <Христофор II>. Ему открылось во сне, что он должен поехать в Ленинград и возложить ризу на икону Казанской Божией Матери, которая прежде находилась в Казанском соборе. Он так и сделал и отслужил торжественную литургию в соборе князя Владимира, где теперь находится эта икона. Там будто бы он рассказал об этом сне и добавил, что ему было такое открыто, что Россия спасется (?). Патриарх останавливался в «Астории», где его видела Анна Петровна.
1 января. Опять Новый год. Кажется, первый раз в жизни я его встречаю одна. Я не стала будить Сонечку, она поздно заснула, Наташа уехала к Толстым, девочки устроили складчину у одной из подруг, приоделись, подвились, очень хорошенькие.
И у меня нетяжело на сердце. Боюсь надеяться, а хочется надеяться, что кончится этот бред. О Господи, сжалься над нами.
Приготовила для Сони коробочку для перчаток, которую когда-то подарила Аленушке. Крышка из тисненой кожи с овальным фигурным медальоном под стеклом, где по синей канве вышиты белые перчатки в гирлянде из виноградных листьев.
В коробочке хранились Аленушкины вещи: веер из слоновой кости, резинка, на которой она вырезала свои инициалы и штемпелевала этим свои книги; духи-бусы, новый платочек, свечи с панихиды.
Ужасно думать, что все эти такие дорогие мне вещи будут выброшены, уничтожены.
