Два часа спустя, приходит человек приличной наружности, говорящий по-итальянски, и передает мне от имени шефа полиции, что мои кредиторы придут вместе в понедельник, и что он тот, кто оценит мое имущество. Он мне советует поставить в соглашение условие, чтобы мои вещи не шли с молотка, и чтобы мои кредиторы ориентировались на цену, которую он поставит. Он обещает, что я буду доволен. Сказав ему, что я сделаю ему подарок в сотню луи, я встаю и предлагаю, чтобы он окинул глазом все, что у меня есть в моих двух чемоданах, и мои украшения.
Все осмотрев и заметив, что одни мои кружева стоят двадцать тысяч франков, он заверяет меня, что у меня более сотни тысяч франков, и что он скажет нечто совсем противоположное под большим секретом офицерам.
– опираясь на это, – говорит он мне, – попытайтесь уговорить их удовольствоваться половиной того, что вы им должны, и вы уедете с половиной своего имущества.
– В этом случае вы получите пятьдесят луи, и вот пока шесть.
– Я принимаю их. Рассчитывайте на мою дружбу. Весь Штутгарт знает, что ваши кредиторы мошенники, и герцог их знает; но он полагает себя обязанным закрывать глаза на их разбой.
После этих двух действий, я вздохнул спокойней. Имея в запасе пять дней, я должен был использовать их, чтобы обеспечить бегство со всем моим маленьким хозяйством, включая мою коляску. Это было трудно, но легче, чем из Пьомби. Мне достало и смелости и средств. Я послал просить на ужин Ла Тоскани, Баллетти и танцора Бинетти. Мне нужно было обсудить дело с людьми, которые могли не бояться гнева моих троих преследователей.
После хорошего ужина я проинформировал моих трех друзей обо всех обстоятельствах моей ситуации и о моем решении спастись, ничего не теряя из моего имущества.
Бинетти заговорил первым. Он сказал, что если я могу выйти из гостиницы и пойти к нему, я смогу выбраться через одно из окон его дома, я окажусь в чистом поле и в ста шагах от большой дороги, откуда смогу выехать на почтовой карете за пределы герцогства. Баллетти посмотрел из окна моей комнаты, выходящего на улицу, и решил, что я не смогу через него выбраться из-за дощатой крыши лавки. Я считаю это соображение правильным и говорю, что найду другой способ выйти из гостиницы, и меня заботит мой багаж. Ла Тоскани говорит, что я должен бросить чемоданы и переправить все их содержимое к ней, что она найдет способ переправить все туда, где я остановлюсь.
– Я вынесу все, – говорит она мне, – понемногу за раз, под моими юбками.
