История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 4 | страница 79



Ночи были короткие. Она должна была возвращаться в монастырь к шести часам, и прозвонило четыре, когда мы сели за стол. Но то, что не только загасило нашу радость, но и привело в ужас, была гроза, которая разразилась под конец. Мы могли только надеяться на природу этих гроз, которые обычно длятся не более часа, мы надеялись, что все будет как обычно, и гроза не оставит после себя ветра, слишком сильного для меня, хотя и достаточно смелого, но не имеющего ни практики, ни умения гондольера.

По меньшей мере полчаса гроза перемежалась разрядами молнии и грома, раздавались непрерывные раскаты, и наконец, после сильного ливня, небо снова прояснилось, но без лунного света, которого и не могло появиться в праздник Вознесения. Прозвонило пять часов, но случилось то, чего я опасался. После грозы задул ветер гарбин[26], противный мне, и дул сильно – ma tiranno del mar Libecchio resta[27]. Этот Либекко, которого Ариосто справедливо назвал тираном моря, зюйд-вест, беспокоил меня, хотя я ничего не говорил М. М. Я сказал ей, что мы должны пожертвовать часом удовольствия ради осторожности. Надо было уходить, потому что, если ветер усилится, будет невозможно выйти из-за укрытия. Она вняла разуму и направилась к кофру, от которого у нее тоже был ключ, чтобы достать оттуда сорок-пятьдесят цехинов. Она была приятно удивлена, увидев раза в четыре больше золота, чем там было в конце поста. Она поблагодарила меня, что я ничего ей не говорил, и сказала, что ей ничего не нужно, кроме моего сердца, спустилась в лодку и ожидала меня. Я поднялся на корму, полный одновременно храбрости и страха, и через пять минут вышел из-за укрытия берега. Но там я встретил сопротивление, превосходящее мои силы. Без этого сопротивления я мог бы догрести за десять минут. Без носового гребца мне показалось невозможным преодолеть силу ветра и течения; я греб изо всех сил, но все, чего я добивался, было лишь помешать лодке отступить назад. После получаса такого отчаянного положения я почувствовал, что выдыхаюсь и не смею ничего сказать; я не мог и подумать, чтобы отдохнуть, потому что малейший отдых сейчас же отбрасывал нас назад. М. М. хранила молчание, боясь что-либо сказать, потому что понимала, что у меня нет сил ей ответить. Я чувствовал, что мы погибаем. Вдали я увидел быстро подплывающую барку; будучи уверен, что нам помогут, я ожидал, пока она нас догонит, потому что без этого из-за ветра они меня бы не услышали. Как только я увидел их слева от меня, на расстоянии лишь двух туазов, я закричал: