— Брешешь! — не поверил ему Давид.
— Вот те крест, не брешу, — кивнул Артем и зачем-то перекрестился.
— А цифры на руке? — не унимался Давид. — У нас жил дед Яков, так у него на руке тоже цифры были. Ему их в лагере сделали, для военнопленных. Ты тоже был в лагере?
— Да нет, — пожал плечами Артем, — это я сам себе их выбил, чтобы не забыть.
— А что значит 1408? — Давид взял руку Артема в свою и стал разглядывать татуировку.
— Это дата. Четырнадцатое… Вот же странно… — Артем почесал затылок. Именно дату — четырнадцатое августа — называл старик. В этот день должна погибнуть Роза, и по странному стечению обстоятельств это была дата смерти Артема и его семьи.
— Шо странно? — Давид с удивлением посмотрел на друга.
— Да так… Неважно. Слушай, Давид, а давай спать будем, а то меня рубит не по-детски.
Комната, куда его отвел Давид, была старой кладовкой. В ней не было окон, и находилась она под лестницей, ведущей под крышу дома. Потолок кладовки был низкий, а сама комната — маленькой и узкой. Ее стены были обклеены старыми газетами. У одной стены стоял полуразвалившийся шкаф, а у другой — старый колченогий диван. Когда-то яркая красная обивка потерлась и местами прорвалась, а из дыр торчали куски соломы.
— Вот… — Давид зажег керосиновую лампу, стоящую на единственном стуле. — Этот диван принес дядя Слава. В городе после войны завалы разгребали, вот он его оттуда и вытащил. А потом исчо много чего хорошего приволок. Доски там разные, фанэру. Это он тут все полки и столы мастерил. Счас я кровать постелю, и мы спать будем.
Застелив диван старой, но чистой простыней, Давид кинул на него две худые подушки и огромное ватное одеяло. Артем упал лицом в пахнущую лавандой подушку и тут же уснул.
Проснулся он от громкого топота и криков в коридоре.
— Стой! Стой, шалава рыжая! Стой, говорю! — орал мужской голос.
— Сигизмунд, оставь ее! — визжал женский фальцет. — Зойка! Хавайся, пока я его держу!
— Зойка! Лярва! Поймаю — убью! — рычал мужчина. — Дочь боевого офицера — гуляшая девка! Позор на мою седую голову!
— Вай ме! Сигизмунд! Оставь девку в покое, — причитала женщина.
Дверь в кладовку распахнулась, и в шкаф юркнула маленькая рыжая девушка.
— Зойка! — сонный Давид приподнялся на локтях и посмотрел на захлопнувшуюся дверь шкафа. — Опять нашкодила?
— Тише, Додька! — раздался шепот из шкафа. — Счас отец на работу уйдет, и все успокоится.
— И шо-о-о тебя по ночам носит? — Давид зевнул и сладко потянулся.
