А между тем объективно у Медведева не было оснований для такого поведения. Он не был болен, не имел тайных пороков, а тем более каких-либо тяжких, по счастливому случаю оставшихся нераскрытыми проступков в прошлом. Но именно в прошлом, в детстве произошли те незначительные события, те первые маленькие поражения, которые наложили печать на его характер и на всю его последующую жизнь.
Вначале душу Медведева иссушила безотцовщина. Батю и трех дядьев порубали апрельской лунной ночью мальчишки-конармейцы. Санька родился уже после, на троицу. Статью, всем видом своим пошел в отца, но характером - в ласковую, мягкую, как церковная свечка, мамашу.
Первые годы это было не приглядно. Тем более что всегда он выделялся среди сверстников и ростом и силой. Заводилой не был, зато в нем рано намечалась та манера добродушного безразличия, которая зачастую присуща очень сильным людям. У них, как у наследных лордов, сразу есть все или по крайней мере самое важное: им нечего добиваться. Но манера успела только наметиться. Мальчику было три-четыре года, когда выяснилось, что ему не с кого брать пример;, ни во дворе, ни среди родни не оказалось даже какого самого плюгавого мужичонки: всех унесла гражданская. А посторонние… что посторонние! - у них и до своей мелкоты руки не доходили, разве что с ремнем да лозиной. Санька, может, и за эту плату был бы рад, только у него не спросили; мать так и не привела другого мужика в хату - на ее век перевелись мужики начисто. Вот и тулился Санька к матери, перенимая у нее и неуверенность, и податливость, и мягкость.
А еще через пару лет стал он понимать и иное, что отец его был лютей собаки - матерый мироед, а последние годы и вовсе душегуб: за косой взгляд порешить мог, не говоря - за партбилет. Скольких Санькиных приятелей осиротил - считать страшно. Понятно, не вменяли это Саньке в вину, он-то чем виноват, невинная душа? Да уж больно внешность у него была знакомая: выкопаный батя. И как-то так получилось, что отцов грех он принял на свою душу, а как искупить - не знал. Груз был тяжел, явно не по силам, а главное - не по характеру. Другой на его месте, может, озлобился и тем затвердел, окаменел, нашел бы в том силу, и опору, и лаже цель. А Санька напротив. Он готов был за всех все делать, любому уступить и услужить - только бы не поминали ему родителя. Получалось, конечно, наоборот. Он это видел, но переломить себя не мог. Да и не хотел. Он постепенно вживался в свою роль, и она уже казалась ему естественной и «не хуже, чем у людей».
