— Мой банан, мой банан! — воскликнул Камбеба с глубоким отчаянием в голосе.
— Вот он, — сказал Антонио, протянув руку в сторону Камбебы.
— Я слишком далеко и не могу его взять.
— Мне его не достать.
— Тогда, — продолжал Антонио, дразня несчастного, — тогда я его съем, чтобы он не сгнил.
И Антонио начал снимать кожуру с банана с такой комичной серьезностью на лице, что хохот присутствующих перешел в судороги.
— Антонио! — крикнул Камбеба. — Антонио, прошу тебя, отдай мне банан, этот банан для моей несчастной жены, она больна и не может есть ничего другого. Я его украл, он мне был очень нужен.
— Краденое добро никогда не идет на пользу, — наставительно ответил Антонио, продолжая чистить банан.
— А! Бедная Нарина, бедная Нарина, ей нечего будет есть, она будет голодна, сильно голодна.
— Но пожалейте же этого несчастного, — сказал молодой негр с Анжуана, среди всеобщего веселья остававшийся серьезным и печальным.
— Я не такой дурак, — сказал Антонио.
— Я не с тобой разговариваю, — заметил Назим.
— А с кем же ты разговариваешь?
— Я говорю с людьми.
— Так вот, а я говорю с тобой: замолчи, Назим.
— Отвяжите Камбебу, — решительно заявил молодой негр с таким достоинством, которое оказало бы честь даже королю.
Тукал, державший веревку, повернулся к Антонио, не уверенный в том, должен ли он повиноваться. Но Малаец, оставив этот немой вопрос без ответа, повторил:
— Я тебе что сказал? Замолчи, Назим! А ты не замолчал.
— Когда пес лает на меня, я ему не отвечаю и продолжаю свой путь. Ты пес, Антонио.
— Берегись, Назим, — сказал Антонио, качая головой, — когда здесь нет твоего брата Лайзы, ты беспомощен и не посмеешь повторить того, что сказал.
— Ты пес, Антонио, — повторил Назим, вставая.
Негры, сидевшие между Назимом и Антонио, раздвинулись, так что благородный негр с Анжуана и отвратительный Малаец оказались на расстоянии десяти шагов друг против друга.
— Ты говоришь это, когда стоишь в сторонке, Назим, — сказал Антонио, стиснув от гнева зубы.
— Я скажу это вблизи, — вскричал Назим, одним прыжком оказавшись рядом с Антонио, и, гневно раздувая ноздри, с презрением произнес в третий раз:
— Ты пес, Антонио.
Белый человек бросился бы на своего врага и задушил бы его, если у него на это хватило бы сил. Антонио же сделал шаг назад, изогнулся, как змея, готовая броситься на добычу, незаметно вытащил нож из кармана куртки и открыл его.
Назим заметил это движение и понял намерение Антонио, но, не сделав ничего, чтоб защититься, он стоял, безмолвный и недвижный, подобный нубийскому божеству, и ждал.
