Политическое завещание Ленина: реальность истории и мифы политики. | страница 83
Осенью 1921 г. стало ясно, что произведенная уступка недостаточна, что стихию капиталистических отношений в рамках госкапитализма удержать не удается, хозяйственная жизнь перехлестывает через установленные для нее рамки. Приходилось признавать то, что получилось, — свободу торговли, возможность допущения которой категорически отрицалась весной 1921 г.
Предстояло сделать выбор: отступить еще или дать бой на ранее занятых позициях. Поскольку Ленин спасение революции связывал с отношениями диктатуры пролетариата с крестьянством[283], это определило его отношение к дальнейшим событиям: он предложил еще отступить. Однако перспектива новых уступок усилила в партии скепсис в отношении возможности новой экономической политики служить победе социалистической революции. Настало время более глубокого осмысления всего опыта революции, представлений о путях и методах строительства социализма.
Обоснованию необходимости нового отступления, объяснению его политического смысла и выявлению экономических возможностей Ленин посвятил свои важнейшие публичные выступления конца 1921 — начала 1922 г. В них он произвел переоценку всего опыта социалистического строительства. При этом он акцентировал внимание уже не столько на вынужденном разрухой характере НЭПа, а на том, что в нем проявилось фактическое признание ошибочности прежних представлений о процессе развития социалистической революции.
17 октября 1921 г., выступая с докладом «Новая экономическая политика и задачи политпросветов» на II Всероссийском съезде политпросветов, Ленин признал, что капитализм восстановлен в значительной мере, что ради выживания Республики надо дать возможность развиться капитализму, придется допустить усиление его, что пределы отступления еще неизвестны. Это ставит революцию перед новыми задачами, к решению которых коммунисты не готовы, так как не умеют хозяйствовать, что этому нужно учиться у капиталистов и, научившись у них, победить их же оружием[284]. Хотя Ленин выражал полную уверенность в победе революции, в достаточности у государства политических и экономических рычагов, будущее рисуется отнюдь не в радужных тонах. В этих условиях, признавал Ленин, «ученье не может не быть суровым — под страхом гибели». «Мы должны помнить, что у нас должно быть либо величайшее напряжение сил в ежедневном труде, либо нас ждет неминуемая гибель»[285]. Только закончилась тяжелейшая война, в которой, казалось, вопрос «быть или не быть» был уже снят, в ходе которой была найдена и опробована политика, вполне отвечавшая марксистской теории. А теперь, оказывается, все надо начинать сначала. Ленин отмечал, что в этих условиях «неизбежно... часть людей... впадает в состояние весьма кислое, почти паническое, а по случаю отступления эти люди начнут предаваться паническому настроению»[286].