Н.С. Хрущев в своем докладе придал «Завещанию» характер политического предупреждения о том, что сосредоточение власти в руках Сталина грозит партии и стране тиранией. Связав «Завещание» Ленина с болевыми точками советской истории 30—50-х годов, он поставил его на службу собственным политическим интересам. В это же время, при публикации в 1956 г. в журнале «Коммунист» (№ 9. С. 16—26), комплекс ленинских документов (диктовки 23—31 декабря 1922 г.) получил официальное название «Письмо к съезду». Отныне комплекс разнохарактерных документов стал трактоваться и осмысливаться историками именно как письмо Ленина, адресованное делегатам съезда РКП(б). Политический смысл смены названий — в переносе акцента: в варианте «Завещания» (принятом в троцкистской историографии) Ленин противостоял Сталину, ленинский курс — сталинскому и т.д. В комплексе документов, трактуемом как «Письмо к съезду», Сталин противостоял партии, а партия — Сталину. Эта установка стала тем «геном», который определил содержание и судьбу «хрущевской» историографической версии.
Соответственно был проведен ряд установочных совещаний[19], подготовлены второе и последующие (по восьмое включительно) издания «Истории КПСС» (под ред. Б.Н. Пономарева). В деле утверждения историографических новаций Хрущева, их популяризации и продвижения в общественное сознание важную роль сыграли писатели и публицисты, оказавшие сильное психологическое давление на историков. Они начали разрабатывать проблематику «культа личности» до того, как в эту работу включилась масса профессиональных историков, и призваны были служить им образцом гражданственности. Один из «прорабов» той «перестройки» исторической науки Э.Н. Бурджалов на совещании в Ленинграде (19—20 июня 1956 г.), упрекая историков в приверженности старым схемам и в сохранении ими выжидательной позиции, ставил им в пример литераторов, быстро реагирующих на инициативы руководителей КПСС. Он настраивал историков на большую активность и смелость, призывал не бояться ошибок в деле выполнения «общих указаний». Замечания по частным вопросам превращались в установки: «Этот пересмотр (прежних исторических концепций. — B.C.) нельзя делать только руками тех людей, которые над этими темами сидят (! — B.C.). Им трудно отказаться от того, что они писали в течение многих лет. Поэтому... мы должны помещать "поверхностные статьи"... если мы допустим неспециалиста в наш журнал, не совсем посвященного в частности человека... с меньшим знанием источников... то мы поступим правильно... Нужна известная осмотрительность во всяком деле, но не нужно нас призывать к тому, чтобы запереться в архив на много лет и не заниматься пересмотром»[20].
