— Вы не думайте, что мы, маленькие, мало знаем и еще меньше понимаем, что к чему, — заговорил он осевшим голосом, глядя испуганно и преданно на Савинкова. — Мы все понимаем в доскональности. Прикажут взять на себя губернию — я возьму и жаловаться не стану. Коммунистов — на фонари, землю — мужику, советскую голытьбу — в колодец. Начальником в каждую деревню — своего человека, чтобы с полным ручательством…
Савинков растроганно смотрел на связного и думал, что вот такие маленькие исполнители и есть главная его сила и что он может гордиться прежде всего тем, что сумел за границей сохранить и воспитать такие кадры бойцов за будущую демократическую Россию.
Деренталь слушал связного с еле заметной брезгливой улыбочкой. А Люба вплотную, жадно его разглядывала — она плохо знала Россию и ее людей. И этот рыжий, с клочковатой бородой и дикими серыми глазами и притягивал ее и пугал. Серж Павловский смотрел на связного настороженно. Наверное, он первый почувствовал что-то неладное. Между тем связной говорил все громче и нахальнее.
— И мы теперь очкастых слушать не будем, — погрозил он пальцем Деренталю. — Хватит, что они подбили нас царя погубить. Какого царя, ироды, загубили — нашего, мужицкого! Он же сапог с ног не снимал. И он-то знал, где у плуга лемех, а вы разве знаете? Где вам! — снова обратился он к Деренталю и вдруг, выпрямившись, диким голосом запел: — «Боже, царя храни».
Павловский бросился к нему, ударом в челюсть сбил с ног и вытащил в переднюю. Там произошла какая-то короткая возня, потом стукнула дверь и стало тихо.
— Боже, что он с ним делает? — прошептала Люба.
— Учит… — нервно рассмеялся Савинков.
— Разъясняет ему программу нашего союза, — ехидно добавил Деренталь.
Савинкова этот инцидент привел в состояние, испугавшее даже видавших виды Деренталя и Павловского.
— Что происходит? Кто мне скажет — что происходит? — кричал он, бегая по комнате. — Связной моего союза с монархическим гимном в голове! После этого не хочется жить! Понимаете вы это?
Все делали вид, что понимают.
— Школа господина Философова… — сказал вернувшийся Павловский.
— Позвольте узнать, в чем теперь ваша школа? — закричал на него Савинков.
— У меня, Борис Викторович, обязанности более чем простые — убивать, уничтожать большевиков любым способом, и все, — обиженно ответил Павловский.
— Где уничтожать? Здесь, в Париже? — кричал в ответ Савинков.
Он переругался со всеми, накричал даже на Любу. Оставшись один, как волк в клетке, метался по комнате из угла в угол. От хорошего настроения, с которым начинался завтрак и все это утро, не осталось и следа, и тревога, может быть, и была тем острее, что возникла она именно в такое хорошее утро…
