3
Время от времени она мне позванивала, иногда рассказывала про свои сражения за алименты и квартиру, но чаще просто ревела в трубку.
– Прости, я опять тебе вою, – говорила она, – но у меня никого нет! Я одна! Целый день сижу одна в этой проклятой квартире! Слово некому сказать!
– Да ладно, – отвечаю ей, – реви. Я все равно белье глажу.
– Была сегодня в магазине. Ты представляешь, килограмм моркови – пятьдесят рублей!
– Это в вашем блатном магазине. – Я знала ее магазинчик под домом. – На рынке двадцать пять.
– А я ж не в курсе! Я же раньше не смотрела на цены! У меня Вася всегда за покупками ездил! Я ж на работе весь день! Откуда мне знать, что почем? Гречка – восемьдесят! Форель… – она заплакала опять, – все, про форель забыли. Хотела сына рыбкой покормить, какая, к черту, рыбка? Сидит вон, курицу жует. А у меня одна овсянка! И суп гороховый. Ой, мама дорогая! За что мне это все? За что? Пришла, сварила супчик и реву. Тебе уже, наверно, надоело это слушать…
Меня не напрягали Люсины рыдания, в наушниках у меня был Армстронг. Иногда я ей подпевала:
– …аnd I think to myself what a wonderful world…
– Все в игрушки играешь! – задиралась она. – Играйся, играйся, пока у тебя есть такой муж! Тебе-то хорошо, ты знаешь, он тебя голодной не оставит! А чего ж с таким-то мужем книжонки не писать? А я потратила десять лет! Десять лет потратила на эту скотину! От одного идиота ушла, думала, ну хоть с этим жить буду. А ни фига! Опять вляпалась! Мамочка моя родная! И почему мне так не везет?
Откуда же мне было знать, почему Люсе не везет? Я ничего ей не отвечала, не выражала ни малейшего сочувствия, не давала никаких идиотских советов… Я пела песенки.
– Yes, I think to myself what a wonderful world…
Мой телефон лежал на гладилке, или на кухонном столе, или на полочке в ванной, я делала свои дела, а Люся, нарыдавшись, отключалась. В такой ситуации никому не нужно было говорить «пока», нас обеих такой расклад устраивал.
Поначалу Люся звонила не только мне, другим подружкам тоже. Вот они ее слушали внимательно и утешали.
– Не реви, – они ей говорили, – нужно надеяться на лучшее.
– На какое лучшее? Мне сорок три! Я без копейки в чужом городе! С ребенком, никому не нужная… На какое лучшее мне надеяться? И эта тварь еще все время ходит, кидает мне свои гроши вонючие, а потом еще и в морду мне дает! И я терплю! Потому что мне нечем кормить сына! А эта сучка у него беременная, разожралась вся как корова. А я скелет! Во мне осталось сорок два килограмма!
