— Да! Да, я поняла.
— Вот и умница. А теперь открой рот.
Увидев в его руке свернутый платок, она взмолилась:
— Пожалуйста, не делайте этого! Обещаю, я не буду кричать…
— Разумеется, не будешь, — усмехнулся Стрешнев. — Кричать с кляпом во рту крайне затруднительно.
В следующее мгновение платок оказался у нее во рту. Она всхлипнула, едва не подавившись, дышать стало очень трудно. Закончив, Стрешнев тщательно вытер пальцы и откинулся на подушки.
Катя едва удержалась, чтобы не заплакать снова. Но ее мучитель, сделав предупреждение, оставил ее в покое. Усладив ноздри понюшкой табаку, извлеченного из табакерки с обнаженной нимфой на крышке, он отвернулся к окну и, казалось, забыл о девушке.
Ее связанные руки и ноги уже затекли, и невозможность переменить положение тела или хотя бы вытянуться во весь рост, была просто невыносима. Катя попыталась устроиться поудобнее, и постепенно ей удалось принять наименее мучительную позу. Высокие рессоры берлины немного смягчали тряску дороги для того, кто ехал с комфортом, но Катя ощущала спиной и затылком каждую неровность пути и неимоверно страдала от боли и ломоты во всем теле.
Прошло совсем немного времени, когда берлина внезапно остановилась, и снаружи послышались голоса. А вслед за тем дверца распахнулась, и в салон забрался памятный Кате господин в черном. Садясь, он нечаянно наступил на нее, и девушка сдавленно замычала.
— О, бедняжка, — Зимин явно смутился, и его лицо приняло виноватое выражение. — Тысяча извинений…
Стрешнев усмехнулся:
— Это временные неудобства, друг мой. Ну что, как наши дела?
— Все исполнено, Сильвестр Родионович, — почтительно отозвался Зимин, осторожно разглядывая Катю. Его скользкий взгляд и привычка поминутно облизывать тонкие губы, были так неприятны, что девушка поспешно отвела глаза. Впрочем, она и не стремилась разглядывать происходящее. Для этого ей приходилось так усиленно скашивать взгляд, что в конце концов у нее закружилась голова. — Наша юная протеже под замком и ее будут надежно охранять.
— А отец Адриан?
Зимин со вздохом перекрестился:
— Отошел батюшка, царствие ему небесное…
Стрешнев пожал плечами:
— Ну что ж, тем лучше.
Катя прикрыла дрогнувшие веки. Вот и кончились мучения для отца Адриана… Еще одним добрым и мужественным человеком на земле стало меньше. А то, что мужество отца Адриана и вправду велико, она прекрасно понимала…
Любой сельский священник зависел от произвола окрестных дворян-землевладельцев и едва ли имел намного больше прав, чем их же крепостные. В их власти было заставить священнослужителя идти против совести, венчая браки в ненадлежащей степени родства, они могли отобрать у него землю, согнать с места, даже затравить собаками ради забавы или забить плетьми. Архиереи, как правило, были глухи к жалобам приходских священников, оставаясь на стороне землевладельцев… Так что, лишь у немногих хватало отваги противостоять дворянину, на стороне которого были и власть, и деньги, и закон, купленный на эти деньги.
