[1] Старинное название гангрены.
* * *
Карета неслась вперед, полосатые верстовые столбы порой мелькали вдоль дороги и однообразный звон почтового колокольчика неизменно сопровождал их беседу. Уже стемнело, когда на горизонте замерцали в лунном свете церковные купола. Это был Торжок.
Когда въехали на почтовый двор, Катя полностью вошла в придуманную роль. Не обращая внимания на связанного Драгомира, которого ямщики потащили в дом, она вместе со своими спутницами последовала за ними. Неся хозяйский саквояж, вошла в дом и горничная баронессы.
После того, как станционный содержатель[1] прочитал подорожную мадам Канижай и сделал запись в книге, ямщик путано изложил ему свои претензии к пойманному цыгану. Сидя на лавке под образами рядом с Оршолой, Катя украдкой смотрела на Драгомира. Не довольствуясь крепостью веревок, ямщик держал его за шкирку, поминутно пихая и дергая. Но цыган невозмутимо молчал, откинув курчавую голову, и на его лице читалось ледяное пренебрежение.
— Ну что же, пусть посидит в чулане до утра, — равнодушно оглядев Драгомира, решил смотритель. — А с утра за капитаном-исправником пошлем, он и разберется.
— Вот девица тут еще с их сиятельством, — буркнул ямщик, избегая смотреть на Катю. — С цыганом она была, подельница, не иначе.
Катя похолодела. Плечи Драгомира приметно дрогнули. Баронесса Габриэла, которая до той поры молча расхаживала по комнате, резко развернулась и вперила убийственный взгляд в синюшную рожу ямщика, отмеченную затылком цыгана:
— А это не твоего ума дело, любезный. Конокрада ты признал, — допустим, верю, а на девицу не смей указывать. Девица со мной, — непререкаемым тоном заявила Габриэла, обращаясь к смотрителю. — Это благородная барышня, она без попутчиков осталась, я за нее отвечаю.
— Как вам будет угодно, сударыня, — скользнув взглядом по лицу Кати, смотритель пожал плечами.
Катя тихонько выдохнула, кутаясь в одолженный баронессой плащ из теплого, ворсистого трипа. Оршола покосилась на нее, но не сказала ни слова.
Драгомира увели, и Катя насторожила слух. Спустя несколько мгновений, в сенях послышался грохот захлопнувшейся двери и скрежет замка. Похоже, чулан, в котором предстояло провести ночь цыгану, находился здесь же, поблизости.
— Лошади свежие есть, если угодно, — сказал баронессе смотритель. — Велите ли закладывать или останетесь до утра?
— Останемся до утра, пожалуй, — кивнула баронесса Габриэла, — время позднее. Только не здесь, — она критически оглядела комнату. — У вас, пожалуй, и спать-то негде, кроме как на полу? В Торжке, как мне помнится, гостиница есть, туда и отправимся.
