, как мы видим, наделяет любую идею вещи определенным объективным (в нашем понимании) смыслом, выражаемым в понятии вещи или в ее идеальной (формальной) сущности.
На первый взгляд, в этих примерах, как и во многих других, воля Бога у Спинозы нивелируется или натурализуется, практически совпадая с естественным законом: Бог не может сделать так, чтобы из природы треугольника не вытекало равенство трех углов его двум прямым, так же как «в природе Бога не имеют место ни ум, ни воля» (117 схол.). В то же время такого рода натурализм существенно ограничивает пределы суверенности для тех или иных единичных явлений, полностью подчиняя их логике своего рода естественного произвола или приоритетности божественной природы относительно всякого частного ее феномена, или модуса. Ведь, как мы знаем, «природа треугольника содержится в божественной природе, таким образом, только вследствие необходимости божественной природы, а не вследствие необходимости сущности и природы треугольника» и даже «необходимость сущности и свойств треугольника, поскольку и они мыслятся как вечные истины, зависит только от необходимости божественной природы и разума, а не от природы треугольника».
В этих рассуждениях Спинозы мы имеем дело с градацией, или иерархией необходимости природ, или, скорее, с разного рода природами — с той единственной, которая имеет основания своего бытия в самой себе (субстанция, или Бог), и с теми, которые не могут опираться на необходимость собственной «природы» (модусы). Последние, как мы видим, сами по себе не имеют формальных оснований для своего бытия. То есть в данном случае в натуралистическую, на первый взгляд, конструкцию внедряется чуждый ей элемент – платоническая схема стратификации универсума на умопостигаемую реальность и эмпирический мир. У Спинозы этому разделению примерно соответствует различие между сущностью (идеей, или понятием вещи) и ординарной формой ее существования (в «обычном» порядке природы). Как мы уже отмечали, платоническая схематика бытия вносит в общее определение природы различительный смысл, существенно корректирующий, если не искажающий, саму натуралистическую идею. Между тем в этом, как и во многом другом, Спиноза повторял ход мыслей Аристотеля. Для Стагирита характерно отождествление природы с сущностью той или иной вещи и субстанцией ее бытия: природа (physis) есть сущность (ousia) и субстрат (hypokeimenon) (Физика В 192 в 8—193 а). В этом смысле любое его рассуждение о характере того или иного феномена бытия также неизбежно будет натуралистическим. Тем не менее Аристотель тяготеет не столько к натурализму в понимании природы вещей, а, скорее, к платонизму, поскольку метафизический статус той или иной реалии в его системе определяется тем местом, которое она занимает в
