— О-о-о, стой! — воскликнула Флора. — Слушай — полночь.
Генри замер рядом с ней, чувствуя, как поля ее шляпы касаются его плеча, как подол платья задевает ноги, как Флора дышит. Сквозь шум дождя донесся звон колоколов церкви вдали. Время замедлилось, и не осталось ничего, кроме мурашек по коже от перезвона. Когда колокола замолчали, Генри смог выдохнуть.
Склонив голову, Флора посмотрела на свой дом.
— Странно. В гостиной горит свет. Обычно в такое время бабушка уже спит.
Дойдя до крыльца, Флора выскользнула из-под зонта, взбежала по ступенькам и, найдя в сумочке ключи, отперла дверь. Ворвалась в дом, оставив дверь нараспашку. Генри колебался, стоит ли ему заходить. И тут Флора закричала.
***
Генри поспешил в дом, готовый драться с грабителем, но увидел, что Флора стоит на коленях перед диваном и плачет. Ее бабушка лежала с широко открытым ртом, губы посинели, но именно открытые глаза давали понять, что она умерла.
Генри застыл на месте. Звать доктора уже поздно. Полиция ничего не сможет сделать. Он чувствовал себя лишним, но не мог оставить Флору одну. Только не это. Он сел рядом с ней и молчал, пока спустя несколько минут Флора сама к нему не повернулась.
— Может, позвонить кому-нибудь?
Флора покачала головой.
— У дяди нет телефона.
— Друзья? Священник?
— Никого, кому можно позвонить в столь поздний час.
— Может, Итан? Я могу ему позвонить, и он приедет. — Остается надеяться, что трубку снимет он, а не кто-то из его родителей. Те станут задавать вопросы, на которые Генри не хотелось бы отвечать.
— И что потом?
Генри тут же замолчал.
— По крайней мере коронеру позвонить надо.
— Подожди немного. Хоть чуть-чуть посидеть рядом с ней. — Флора расправила простое домашнее платье бабушки и осторожно закрыла ей глаза.
Потом прислонилась к дивану, сняла шляпку и положила на пол. Генри задумался, что скажут люди, узнав, что он был здесь, у Флоры дома, после полуночи и наедине. Если его волнует их репутация, надо уходить. Генри с трудом сглотнул. Некоторые вещи намного важнее общественного мнения.
***
Генри уже видел смерть. Сначала сгорели в лихорадке его мать и сестра. Накануне они были здоровы, а наутро проснулись с температурой. Затем несколько ужасных дней он бессильно наблюдал, как им становилось все хуже, как трескались их губы и мутнели глаза. Перед тем, как испустить дух, его мама вслух грезила о месте, где в детстве проводила каникулы. Она словно беседовала с кем-то, кто давно покинул этот мир.
