Она спрыгнула на гравийную взлетную полосу, обошла самолет и забралась на противоположное крыло, чтобы наполнить второй бак. Заправка всегда отнимала время: сто десять галлонов керосина — это немало, а работники аэродрома горели желанием помочь Флоре не больше, чем желанием увидеть ее в кресле пилота.
Флора проверила застежки на синем парусиновом комбинезоне. Надежно застегнуты. Ее всегда преследовал суеверный страх, что если не застегнуться на все пуговицы, что-то непременно пойдет не так. И хотя Флора не питала иллюзий по поводу собственного бессмертия — однажды всему суждена кончина, — она рассчитывала, что это «однажды» произойдет в далеком будущем. От одной мысли о смерти начинала болеть голова.
Самолет выглядел хорошо, поэтому Флора вручную крутнула пропеллеры, чтобы проверить, не скопилось ли вредящее двигателю масло в нижней паре цилиндров. Удостоверившись, что все в порядке, она открыла дверь по левому борту и забралась в салон, пройдя мимо пары кресел в хвосте. Как всегда перед полетом, голова кружилась, пока Флора шла вперед к манящей приборной панели из полированного дерева.
Пристегнувшись, Флора посмотрела в лобовое стекло. Дождь еще не начался, но явно приближался. Она чувствовала, как меняется атмосфера. Поскольку самолет оборудован хвостовым колесом, земли видно не было, но перед заходом в кабину Флора проверила полосу и знала, что она свободна. Один из людей капитана Жирара махнул флажком, и Флора нажала на педаль акселератора. Когда самолет разогнался до сорока миль в час, хвостовое колесо оторвалось от земли и видимость стала лучше. Флора прибавила скорости, и на шестидесяти милях в час самолет взлетел. Еще быстрее, и вот она уже набирает высоту.
Флора улыбнулась. Каждый раз прощание с твердой почвой под ногами ощущалось как чудо. Самолет взлетал все выше, и сила тяжести вызывала тянущее ощущение в животе. Флора взяла курс на юг. Если бы не тучи, она увидела бы гору Рейнир, спящий заснеженный вулкан, который возвышался над городом, словно умный бог. Внизу раскинулось озеро Вашингтон — длинный простор серо-зеленой воды, который формой всегда напоминал ей танцора. Южная часть озера походила на вскинутую вверх руку, а северная — на согнутые колени. Озеро окружали конические дугласовы ели и косматые кедры. А дальше, вдоль извилистых дорог, виднелись крошечные домики и суматошная жизнь.
Флора выдохнула. Небо принадлежало ей. Только ей. Так было всегда, и всякий раз, взмывая в небеса, она становилась частью чего-то бесконечного и бессмертного. Пока она берегла самолет, он берег ее. Авиация ничем не напоминала джаз, который Флора исполняла по ночам. Он постоянно был разным: иногда чудесным, иногда мучительным, всегда подчинялся настроениям и капризам других и зависел от вкуса слушателей.
