Теперь, зная, что сюда едет эта незнакомая ему Хелен, Генри чувствовал, что под его жизнь кто-то подложил бомбу и запалил фитиль. Как только Хелен приедет и миссис Торн начнет реализовывать свой план, та жизнь, на которую он только начал надеяться — с поздними вечерами в джазовом клубе и головокружением от присутствия Флоры, — рассыплется в прах. Слова Итана это подтверждали.
— Подумай, Генри, — настаивал Итан. — Если ты когда-нибудь на ней женишься… Не сейчас, и я тебя не принуждаю, сначала ты должен узнать ее получше и понять, подходит ли она тебе. Может, мы оба так и останемся холостяками. Но если ты женишься на ней, ты точно станешь членом нашей семьи. Отец, возможно, даже включит тебя в завещание или отпишет долю акций газеты. И ты всегда будешь рядом со мной. Одним махом можно решить столько вопросов…
— Слушай, я тебя понял, — сказал Генри громче, чем намеревался. — У меня дел полно, так что прошу меня извинить.
Он не стал смотреть на обиженного Итана, единственный раз не желая нести ответственность за то, что его расстроил.
— Завтра в Гувервилль, да? — окликнул его Итан. — Разберемся, что там к чему.
— Да. — Генри даже не стал оборачиваться. Когда это он подводил Итана?
***
Остаток дня Генри провел в гараже. Он начал играть «Вариации “Загадка”», но на второй же части пьесы потерял к ним интерес и рассеянно заиграл музыку Флоры, в конце концов отложив смычок, чтобы сосредоточиться на джазовых щипках и длине нот для создания совершенно нового ритма. Он представлял, как Флора поет под аккомпанемент его контрабаса, мечтая, чтобы она оказалась рядом и они смогли поговорить без опасности слов.
Это совсем не походило на исполнение классической музыки, где каждая нота расписана, каждое движение смычка предопределено, каждая фраза ожидает одинакового исполнения. Джаз скорее походил на жизнь: непредсказуемый, неповторимый, порой невыносимый, но зачастую чарующий.
Работая над мелодией, которая крутилась в голове с детства, Генри играл, пока не взошла луна и не заболели пальцы. Он играл мелодию раз за разом, а потом подбирал к ней подходящие слова о море, жаждущем луны. Песня казалась ему очень и очень старой. Он играл ее снова и снова, отложив контрабас, только когда миссис Торн вошла и спросила, сделал ли он домашнюю работу.
— Почти, — ответил Генри. Ложь, но ему было плевать.
— Чудесно, — похвалила она. — Ты всегда был таким хорошим мальчиком, послушным и ответственным.
