Их поколение сильнее других было ушиблено страхом. До последних дней (дядя Миша умер в 1980), рассказывая анекдоты или последние известия, услышанные по «ненашему» радио, он, как и многие тогда, переходил на заговорщицкий шепот. Я по молодости лет к такому поведению относился снисходительно и продолжал говорить не понижая голоса. Тогда Миша делал страшные глаза и показывал ими на стену, за которой жила партийная соседка Фаина Борисовна. На мои слова о безопасности подобных разговоров – в те времена они велись уже повсюду – он горячо возражал: «Ты не знаешь! Ты просто не знаешь, что все ЭТО в любой момент может повториться!» – и требовал клятвенного обещания ни о чем подобном на работе не разговаривать. Так что я хорошо представляю себе, сколько мужества потребовалось робкому по натуре дяде Мише, чтобы совершить этот поступок – просто написать о том, что был такой человек, Август Потоцкий, которого все в «Гудке» очень любили.
Но вернемся в двадцатые. Молодые журналисты изощрялись в придумывании хлестких заголовков и псевдонимов. Дядя Миша рассказывал, как однажды сделал по рабкоровским письмам фельетон о плохой работе железнодорожных бань и назвал «Голый объясняется начистоту». Наумыч нарисовал серию иллюстраций, живописующих злоключения банного клиента. По Мишиной просьбе он придал голому посетителю бань внешность Ильфа. Когда газета вышла, Илья Арнольдович почему-то не оценил остроумия коллег и обиделся. Пришлось объясняться.
А однажды Булгаков один из фельетонов подписал Г.П. Ухов. Никто ничего не заметил, так и пошло в печать. Спохватились уже после выхода номера. Многие сообразили, что если прочесть подпись под фельетоном вслух и слитно, получится «Гепеухов». А аббревиатура ГПУ – Главное Политическое Управление (преемник ЧК и предтеча КГБ) – в те годы к шуткам (да еще в печати) не располагала.
Массовый интерес к Булгакову всколыхнулся сразу после публикации в журнале «Москва» «Мастера и Маргариты». Сейчас уже трудно себе представить, что два (а то и три) поколения читателей в нашей стране выросли, фактически не зная этого автора. Выход романа не обошелся без интриги: первую часть напечатали в 11-м номере за 1966 год, но в следующем, 12-м, окончания не последовало: инстанции чего-то испугались и публикацию тормознули. Однако главный редактор все же довел дело до победного конца – в следующем, январском выпуске 1967 года вторая часть главного произведения Михаила Булгакова увидела свет. Прочитав роман, я стал искать другие вещи Булгакова. Оказалось, что напечатали их к тому времени обидно мало: «Записки юного врача» в малой серии «Огонька» да «Дни Турбиных». Публикация главных булгаковских произведений была впереди, а столь любимое сейчас «Собачье сердце» увидело свет вообще только в конце восьмидесятых. А тогда у дяди Миши я обнаружил брошюру 1925 года с рассказами Булгакова и попросил почитать.
