Наш рождественский мороз и вифлеемская духота завязаны в крепкий узел сильного ощущения Праздника. Христово Рождество, обуженное до бабушкиных пирогов с капустой и блестящих мандаринок, вдруг раздвинулось до космических размеров и уже не вмещается в сердце, выплескивается из него в очень светлый, очень важный для меня момент. Потом вдруг фокусируется в точку - холодное серебро на теплом мраморе. Я познала его кожей щеки и дрожащими от волнения пальцами. Этот синтез конкретного и безпредельного, наверное, и есть та самая Православная Вера, которая вела паломников в далекую Святую Землю - за конкретным. И меня привела. И, дай-то Бог, пусть приведет следом многих других, и пусть будет им всем по вере их...
Удивительно: взявший свое начало в маленькой пещерке палестинского Вифлеема, светлый праздник Рождества Христова без всякой ностальгии прописался в далеком курском селе, под Брянском, в стольном Киеве граде, в калужских деревнях, притулившихся под высокими русскими соснами. Он везде желанен, везде свой и везде дома. Может, именно поэтому так естественен был и обратный процесс - калужский мужик, брянский купец, питерский "из благородных" тянулись к Святой Земле, как к целительному солнышку, желая во что бы то ни стало затвердить в далекой Палестине свое русское присутствие. Но железобетон плотины перекрыл животворные ручейки, им ли, ручейкам, тягаться с дурной силой примитивной однозначности?
Светлый праздник Рождества приходил еще в дома, поскрипывал намытыми половицами, усаживался за уставленный снедью стол. Маленькими, теми самыми животворными ручейками были бабушки русских городов и весей, передававшие нам, детям, прелесть тихого сочельника, детскую вседозволенность Рождественской ночи. Их, эти ручейки, перекрывать нужды не было. Сами иссохли и успокоились на русских погостах.
Мы жили без Праздника, жизнью постной, определенной, в которой все объяснимо. Нам объясняли даже, что путеводная звезда - выражение образное и не имеет к волхвам никакого отношения. Да и сами волхвы - выдумка наподобие сказок и легенд Древней Греции. Но вот проклюнулось, затрепетало. Едва не угасший пульс слабеющей руки вновь стал набирать забытую силу. Какие соки подпитали вдруг слабеющий организм?
Прежние. Те самые, которые могут снести любую возводимую на вранье запруду. Пережив эпидемию, отболев и ослабев после болезни, они вновь обретают под ногами почву, чтобы засеять ее отборными, элитными зернами. Не на суглинке - на здоровом, перспективном черноземе.
