Мебель из дерева с островов с перламутровыми инкрустациями. Под стеклянным колпаком модель небольшого парусного судна.
Совершенно стиль Фрэнсиса Джемса.
У старого набивателя чучел — маленького морщинистого человека с короткой квадратной бородой, конечно, бывшего ссыльного, я покупаю чучела маленьких птичек-медососов. На дверях у него покачиваются, подвешенные за клюв попугай - ара с красными и зелеными перьями, черный нагани и великолепный белый орел брюшком наружу.
Чтобывернуться на пакетбот, мне нужно пройти мимо двух партий каторжников, плохо выбритых, с трубками в зубах. Одни из них улыбаются, другие сохраняют угрюмыйвид.
Стоя на палубе в ожидании отплытия, я смотрю на их тяжелую работу под аккомпанимент скрипения подъемных кранов и канатов. Сквозь частую сетку дождя едва видны туманные очертания берега и этот унылый вид навевает тревожное чувство тоски. Скоро ли, наконец, заревет сирена.
Кончено. Последнее общение с страной каторги.
Корабль идет вниз по течению.
Стало прохладнее. С моря задул ветер.
Мне кажется, что с плеч у меня свалилась какая-то тяжесть, тяжесть унижения и горя, которые мне так долго пришлось наблюдать.
Мы пропустили прилив и потому останавливаемся на якоре в устье реки. Черные тучи нависли над водою. Сверкают молнии. Вечная гроза, которая никак не может разразиться, держится постоянно в местах, где рождаются циклоны.
На корабле зажигаются огни. Широкими полосами набегает мутная вода и ударяется в его бока.
Пловучий маяк обозначает границу между рекой и морем.
Порывы ветра свистят в такелаже.
Я нагнулся над люком и прислушиваюсь к доходящим из недр океанского парохода звукам, похожим на жалобу человека, на хор, с двумя вторящими друг другу голосами. Темные массы металла сверкают при свете топок.
Я стою один на мостике, похожем на аэроплан— один, в устье реки Марони, где соединяются две безбрежные стихии — лес и море. Я чувствую дыхание этих двух пустынь и оно давит меня. Что я такоев этом хаосе среди мрака, где ежеминутно рождаются и умирают бесчисленные существа? И что такое жизнь человека, его усилия, любовь и горе перед этой вечной жизнью чудовищно-плодородной природы?
Лесная бабочка, с широкими черными бархатистыми крыльями, испещренными зелеными полосками, отсвечивающими фосфорическим блеском, упала у моих ног, принесенная порывом ветра. Я осторожно взял пальцами этот прилетевший ко мне светящийся цветок. Я поместил ее в картонную коробку с дырочками, чтобы хорошенько рассмотреть, когда будет светло. А сегодня утром, заглянув в коробку, я увидел, что красивая бабочка вся изъедена крошечными, неизвестно откуда появившимися, муравьями.
