Многиеженщины танцуют вместе, крепко прижавшись друг к другу. Две из них изображают любовный экстаз.Одна худая, одетая в ярко-красное, другая в розовом пенюаре, с белой шляпой на голове, оттеняющейее темное, как ночь, лицо, с выходящими из орбит глазамии с оскаленными зубами. Вокруг них танцующиепары, с грубыми лицами, в розовых или ярко голубыхшляпах; ситцевые платья и поддельные кружева,под которыми обрисовываются упругие груди. И всевремя это странное медленное и сладострастное покачивание нижней части тела. А сверкание белых зубов точномолнией озаряет эти дикие и похотливые лица.Ящик с гвоздями выбивает какую-то сарабанду; кларнетизощряется в воркующих модуляциях, прерываемыхотрывистыми звуками. Узнаешь мотивы, бывшие вмодев Париже лет десять тому назад, давно погребенныевальсы, польки, которые играли еще во времена нашегодетства, превращенные в какой-то собачий танец, подгоняемый „ша-ша".
Облако пыли затуманивает резкий свет ламп.
Противный запах потных тел доходит до галлереи, вызывая тошноту. Сверху зала похожа на огромный котел, где. корчатся грешники.
Бал Кассэко заканчивается кадрилью, прерываемой головокружительными вальсами, в которой истощается порыв подгулявших золотоискателей.
Затем парочки удаляются вдоль ручья, слегка посеребренного косыми лучами заходящего месяца, над которым кружатся москиты, в ту сторону, где на небе уже загорается заря, тихо наигрывая на своих баньо грустные песенки.
Жаркие страны.
Доктор увозит меня в своем автомобиле, по единственной дороге колонии, в селение, куда он отправляется посмотреть больного.
Дорога, с красной почвой, обсажена кокосовыми и манговыми деревьями. То здесь, то там, сквозь гущу кустов, деревьев и лиан, от которых не свободен ни один клочок земли, проглядывают жалкие хижины. Как только автомобиль замедляет ход, вас охватывает душный и влажный воздух. Громадные мухи ударяются об стекло.
Деревня расположена в лощине близ поросшего лесом холма и прячется среди зелени, дышащий зноем и такой густой, что свет едва проникает сквозь листву. Хижины состоят из крыши, цинковой или врытой большими листьями, на четырех столбах, в некоторых стены сделаны из плетеных лиан; рядом с домашней утварью и причудливой мебелью лежат ананасы, кучи бананов тыквенные бутылки с мукой маниока.
В этом тяжелом, насыщенном разными запахами воздухе, среди вечной тени, где пахнет сырой травой, и постоянно слышится, гудение москитов, повсюду дарит бедность, выданная ленью. Это облачное небо, изливающее то тягостный зной, то целые потоки дождя необыкновенно способствует плодородию почвы. Растения, деревья, цветы появляются и растут, неустанно питаемые плодородной почвой, затем гибнут, превращаясь в перегной, который является источником новых жизней. Под тропическим небом растительное царство, получая слишком много пищи, становится хищным; самые величественные европейские деревья кажутся ничтожными рядом с такими, например, деревьями, как банианы, изогнутые ветви которых
