Затем случилось сразу несколько вещей. Я почувствовал дрожь во всем теле и понял, что через секунду мои заложники вырвутся на волю, и одновременно у меня в голове назойливо задребезжал звонок. Я никак не мог понять, откуда идет этот звук и почему он не кончается. Я понимал только одно — что я сам кончаю. Видимо, решил я, половой акт был такой, что под конец пошли слуховые галлюцинации. А потом я стал различать голос, который шел из домофона:
— Уолтер, ты дома? Открой! Это я, Клайд!
Я, все еще в полусне, доплелся до двери, нажал на кнопку, а потом открыл замок. Она вошла и посмотрела на меня с большим удивлением.
— Почему ты так тяжело дышишь, Уолтер? Ты здоров? — спросила она.
— Здоров. Я просто… ну, просто я как раз о тебе думал.
— Только думал, больше ничего?
— Да нет, все в порядке, — отвечал я, начиная приходить в себя. — Просто давно тебя не видел, сильно соскучился.
— Пойдем-ка погуляем! — сказала она.
— Погуляем? Да ты что, сейчас два часа ночи!
— А что, у тебя есть еще какие-то дела?
Мы вышли. Шли некоторое время молча, обозревая ночные виды. На улицах оказалось больше народу, чем я ожидал: одинокие прохожие, шпана, потерявшиеся дети — постоянные жители ночи. Клайд вдруг взяла мою руку и слегка ее пожала — и все сразу стало на свои места. Но потом я снова почувствовал себя, как во сне. Я поймал себя на мысли, что не могу понять: действительно ли я иду с ней вместе по ночным улицам, или все это происходит в моем романе? Мы шли дальше, и в моей голове всплывали новые вопросы. Может ли плохой человек написать сильную книгу? Может ли холодный, обессиленный, эгоистичный человек, не способный ни на какое теплое чувство, изловчиться так расставить слова, чтобы задурить голову всему свету и заставить его поверить, что он написал честный, полезный, даже выдающийся роман? И я осознавал, что ответ на оба вопроса один: да, может. И тогда возникал третий вопрос, ясного ответа на который у меня пока не было: а не превращаюсь ли я сам — быстро, безнадежно и неумолимо — в этого самого человека?
Мы подошли к знакомому углу, где некогда был бар под названием «Единорог». Теперь от него не осталось даже вывески. На ее месте красовался плакат:
СКОРО ОТКРЫТИЕ!
ГРАНДИОЗНЫЙ ПРАЗДНИК!
«СТАРБАКС»
Нет, я все-таки не совсем еще превратился в ледышку: я вдруг почувствовал, как вздрогнуло сердце Клайд. Ну что ж, если бы мы даже знали, что именно тут откроется, то что же мы могли поделать? — подумал я. Нравится нам это или нет, тут остается только смириться. Такие плакаты — знамение времени, ничего не попишешь.
