— Каждый селится на своем уровне, — заключил Рот. Он-то не хихикал. И вообще, он вовсе не выглядел любителем похихихать.
— Итак, чем я могу быть вам полезен, офицеры? — спросил я.
— «Чем могу быть полезен, офицеры…» — передразнил меня Шелби. — Отличный парень!
— Вопросы будем задавать мы, — отрезал Рот, скривив свой рот с презрением и отвращением одновременно.
Я был совсем сбит с толку. Я не мог ни вынуть рогалики из тостера, ни выкинуть копов из квартиры, ни понять, что они тут вообще делают. Я начал чувствовать себя немного Францем Кафкой — но вовремя вспомнил, что у меня писательский ступор.
— Чем вы зарабатываете на жизнь, мистер Сноу? — спросил Шелби.
Рот тем временем заглянул в мусорное ведро и появился обратно с новой ухмылкой презрения и отвращения. Мусорное ведро у меня, между прочим, было совершенно нормальное, если не считать того, что размером оно с небольшую кладовку.
— Я — романист.
— Романист? — переспросил Рот, озираясь вокруг с таким видом, словно видел огромную шикарную квартиру.
— Ну… — сказал я, — на самом деле я ничего не писал в последние семь лет…
Шелби покивал головой с умным видом и спросил:
— А отчего бы это, мистер Сноу?
— Хотел бы я сам знать, — ответил я с привычным унынием. — Похоже, что я уже не способен ничего написать.
— Какая досада, — сказал Рот.
— Погубить такой талант, — развил тему Шелби, странно улыбаясь.
— Вот и моя тетушка Беатриса мне то же самое всегда говорила, — согласился я.
— Она живет в Нью-Йорке? — спросил Шелби.
— Нет, — ответил я. — Она умерла.
— Какая досада, — сказал Рот.
Как я уже говорил, мне редко доводилось общаться с полицией, но все-таки мне показалось, что они допрашивают меня не совсем так, как это обычно делают с законопослушными гражданами, одним из которых я являлся. Я напрягал свои мозги, пытаясь понять, что же им все-таки надо.
— Послушайте, офицеры, — сказал я после долгой и напряженной паузы, — не будете ли вы так любезны сообщить, что вам от меня надо?
— О, я полагаю, что вы уже знаете ответ на этот вопрос, — сказал Шелби. Он снова хихикнул, но к тому времени я понял, что это была всего лишь глубоко укоренившаяся привычка, что-то вроде нервного тика. На самом деле ситуация его вовсе не забавляла. А меня тем более.
— Ну что, никак не догадаться? — поддразнил меня Рот, точь-в-точь, как это делают циничные ведущие в телеиграх.
Где-то в самой глубине моего мозга тревожно звякнул колокольчик. Там же, в этой мозговой глубине, возможно находился и длинный роман, который я когда-нибудь напишу. Но в данный момент у меня не было ни романа, ни ответа на вопросы полицейских. Я попытался вспомнить что-нибудь такое из моих последних поступков, что было бы необычным или как-то не соответствовало бы моему характеру. И вдруг меня словно током дернуло. Блефовать я особо никогда не умел, и потому копы сразу заметили мое волнение.
