Легенды горы Кармель | страница 43



В своей сказочной форме она начинается с чрезвычайно искусного изображения газели на ткани. «Да будет прославлен Аллах, обучающий человека тому, что он не знал», – гласит повесть «О любящем и любимом»; и принц Тадж аль Мулук просит ее героя рассказать о том, «что же произошло у него с владелицей этой газели». На самом же деле, разумеется, не было не только никакой газели, но, вероятно, и Тадж аль Мулука. Прототип этой истории по имени Юсуф – впрочем, описанный в сказке под именем Азиз – родился в Хайфе в конце тринадцатого века в достаточно обычной, хотя и зажиточной купеческой семье. Впрочем, уже в юности он отличался поразительной красотой. Повесть «О любящем и любимом» не называет имени его отца, но городские бумаги сообщают, что его звали Авраам ибн Дауд – иначе говоря, Авраам сын Давида – из числа немногочисленных еврейских семей, которые оставались в Хайфе в те времена. Вместе с Юсуфом росла и его двоюродная сестра, дочь покойного брата Авраама; ее мать тоже умерла. Повесть называет ее Азизой, хотя на самом деле двоюродную сестру Юсуфа звали Эстер. Эстер была девушкой застенчивой, немного странной и мечтательной. Повесть «О любящем и любимом» утверждает, что Юсуф и Эстер с детства спали в одной постели, однако никаких документальных подтверждений этому утверждению найти не удалось. В то же время сохранилось упоминание о том, что с самого детства Авраам ибн Дауд планировал брак Юсуфа и Эстер и даже было назначено время для того, чтобы написать брачную запись. Однако обстоятельства сложились несколько иначе и внесли изрядную неразбериху в изначальные планы. Семья ибн Дауда жила с восточной стороны города, у подножья горы, и в узких переулках у моря Юсуф оказывался крайне редко. Поэтому, оказавшись однажды в лабиринте приморских переулков, он быстро потерялся и несколько испугался. Дело в том, что, хотя Юсуф отличался исключительной красотой, характером он был осторожен и даже несколько пуглив. Он предусмотрительно разостлал платок, чтобы не испачкать новую одежду, и сел на ступеньку; от растерянности по его щекам градом катился пот. Но протереть пот ему было нечем, поскольку на своем платке Юсуф уже сидел.

И вдруг почти прямо ему в руки упал белоснежный платок, надушенный мускусом, с изображением газели, вышитым на платке шелком и украшенным червонным золотом. Юсуф поднял глаза и увидел в окне девушку, чьи глаза показались ему глазами газели. Ее лицо светилось на солнце. Девушка же, в свою очередь, внимательно посмотрела на Юсуфа, потом исчезла в темноте комнаты и затворила окно. Юсуф же долго сидел под ее окном, наполняясь удушающим чувством своей неполноты и пульсацией слепящего желания. Она была так близко – и бесконечно недосягаема. Но делать было нечего, и, когда начало смеркаться, Юсуф понуро отправился домой. Он проплутал по городу большую часть вечера и вернулся домой в запыленных одеждах и смятенных чувствах. Эстер заметила его странный вид, и ее сердце наполнилось сочувствием и болью. «О, сын моего дяди, – сказала она, – расскажи же мне, что с тобою произошло». Юсуф рассказал ей о том, как встретил незнакомую девушку с глазами газели и лицом как солнце, и разрыдался. «Что же мне теперь делать, о дочь моего дяди?» – спросил он. Эстер опустила глаза. «О, сын моего дяди, – ответила она, подумав, – если бы ты потребовал мой глаз, для тебя я бы вырвала его из глазницы. Так что я помогу тебе. Она говорит с тобой знаками, но это знаки и моего сердца. Упавший платок означает, что, увидев тебя, ее сердце упало к тебе навстречу; закрытое же окно значит, что без тебя темно у нее на душе. Так что, о сын моего дяди, собери свое мужество, ступай завтра на то же место и терпеливо жди – потому что любящие склонны к самопожертвованию, – и желания твои сбудутся». Она опустила глаза; а сердце Юсуфа наполнилось надеждой и ликованием. Зашла луна, и взошло солнце. Юсуф выспался, плотно поужинал и позавтракал, а наутро вернулся в приморские переулки – туда, где был слышен дальний шум воды.