Первым делом государь объявил, что назначит в ближайшее время своих наместников в четыре домена королевства, поддержавших бунт — в герцогства Коллинс и Эрдер, графства Тресвальд и Гальс. Наместники эти будут следить за исполнением законов, обладать правом суда, заниматься сбором налогов и дорожных сборов, назначать магистраты. Вместе с тем в мятежные герцогства вступят королевские войска и займут ряд крепостей и фортов, прежде контролируемых местными лордами — во избежание, как выразился Гайвен, новой смуты. И хотя предавшие дом Ретвальдов аристократы и не теряли формально своих фамильных владений — власть их в пределах этих владений после объявленных королем новшеств уменьшится до предела.
— Они не примут этих законов, — сказал Артур сюзерену вечером, когда они остались одни. — Вы чем думаете, ваше величество? Новой войны захотели?
Гайвен медленно повернул к нему свое бледное лицо, как никогда сейчас похожее на придворные портреты Бердарета-Колдуна.
— Я хочу нового мира, — сказал он спокойно. — И в этом мире никто и никогда не начнет на иберленской земле междоусобицы. Без моей на то воли.
— Не пройдет и года, как они перережут твоих — наших — гвардейцев во сне и устроят новый бунт. Ты унизил их. Заставил их помнить, что они тебя предали. Хочешь объединить королевство? Сделай новые законы общими для всех. Малерион первым примет твоего наместника. Я приму.
— Ни дом Айтвернов, ни дом Тарвелов не предавали меня и моего отца. А вот эти господа — предали. Поэтому ты и лорд Данкан будете править своими землями и вассалами по вашему разумению, как правили ваши отцы. Но ни старым Коллинсу и Тресвальду, ни молодым Эрдеру и Гальсу я больше не доверюсь. Или, — король даже не возвысил голоса, но по спине Артура почему-то пробежал холодок, — ты хочешь новых Горелых Холмов? Тебе мало было тогда?
— Не мало, — сказал наследник драконьих герцогов мрачно. — Но у нас был уговор. Полная амнистия восставших. Я просил тебя, когда уходил на смерть.
— Уходил и вернулся живым. Артур, — Гайвен избегал его взгляда, смотря куда-то в пустоту. Он говорил медленно, будто во сне. Последнее время молодой Ретвальд часто становился таким — отрешенным, непонятным, словно слышащим нездешние голоса. — Артур, твой идеализм делает тебе честь. Это качество, редкое в наши дни, и еще недавно я мог бы лишь восхититься им. Однако теперь я правлю этой страной, и мне полагается править ею разумно. Ни одна из причин, побудивших наших врагов к восстанию, до сих пор не исчезла. Они по-прежнему являются противниками моего дома и моего знамени, и лишь лишились объединявшего их лидера. Пройдет немного времени, и такой лидер появится вновь. Будет ли это Виктор Гальс или кто-то еще наподобие — я не знаю. Но они станут мстить, как ты мстил за своего отца. Я не намерен давать им подобной возможности.
