— Говорю тебе, он упал с бутылкой в руке.
— Рожу ко мне поверни! — Ирина схватилась за пальто дочери и подтянула ее ближе. Ее глаза просканировали болезненный на вид след на щеке. — И не сметь мне врать. Быстро все рассказала!
Людмила спрятала руку без перчатки под мышку и стояла, выдыхая клубы пара.
— Я поскользнулась по пути, и потом, когда я его увидела, я же говорю…
— Ха! Ясно, пока заткнись.
Людмила замолчала. Все, что бы она ни сказала, разобьется о тупость ее родственников. Вместо этого она попыталась сосредоточиться на Мише Букинове, на его нежных руках, на том, как ей было хорошо в их тепле.
Шестилетняя Киска выбежала во двор, притянутая ощущением беды. Ее глаза ярко блестели, осматривая каждый уголок сцены. Как все дети ибли, она мечтала однажды поймать и свою беду.
Макс с шумом закрыл дверцу трактора и направился к собравшемуся на крыльце семейству. За его спиной над горизонтом виднелись последние лучи солнца.
— Итак, — фыркнула Ирина, — вот мы, блядь, и приплыли.
— Меня все равно никто не спросит, поэтому скажу сам, — нахмурился Макс. — Решение проблемы — мобильный телефон. С этим плодом многотрудной работы лучших умов мира, независимо от проклятой погоды и другого дерьма собачьего, я буду постоянно на страже, рядом, теперь, когда дом остался без мужчины.
Щеки Ирины раскраснелись, как будто по ним шлепнули мокрой тряпкой.
— У него еще сердце не остыло, а ты мне тут хуйню всякую расписываешь!
— Я только хочу сказать…
— И на какие, блядь, деньги ты их купишь? Кто тебе отсюда звонить станет? Ты прав, дом действительно остался без мужчины!
— Но другой работы нет!
Ирина резко выбросила вперед палец.
— Посмотри на эту землю и скажи, что работы нет. Оглядись! Бей, убивай и ешь, Макс!
У Макса хватило мозгов не отвечать. Он злобно осматривался.
Ольга выкатилась из двери и завернула Киску в юбки, как в кокон. Она закричала, увидев тело мужа, и отчаянно вздернула вверх руки:
— Смилуйтесь над нами, Небеса!
Но хотя то, что она увидела, давало ей полное право выть хоть целый год, старалась она недолго. По тому, как изменились ее глаза, ставшие круглыми, точно бублики, и по тому, как она беспомощно жевала губами под щетиной над губой, семья поняла, что нужно не сходя с места решать, как жить без пенсии Александра.
Максим в несколько мощных рывков подкатил масляную бочку к трактору, поджег в ней навоз и вынес из лачуги стулья. Семейный совет и дань уважения Александру по приказу старух проходил на расставленных полукругом стульях. Макс сел на ступеньку трактора. Дерьевы казались скульптурным изваянием, только изо ртов поднимался в сиреневое небо пар.
