Генерал фыркнула, от чего вино брызнуло через ноздри.
— Не называй меня так! Мне почти пятьдесят. Меня так звали сорок с гаком лет назад.
— Ну, а я почти в пятеро старше тебя, Шторми. Так что вопрос прежний: что ты собираешься делать.
Шторм Чайзер вздохнула и поболтала стаканом.
— Если бы мой капитан был здесь, он бы попросил разрешения говорить свободно, а затем спросил бы меня, какого хрена я думаю, просиживая жопу здесь на мёртвом корабле, когда есть работа, которую нужно сделать.
Пегаска прикрыла глаза и вздохнула.
— Просто я никогда и мечтать не могла, что увижу падение Анклава в своей жизни.
— Как и все мы, — торжественно согласилась Твистер.
— Ха, я сомневалась, что увижу это и за три жизни, — криво ухмыльнулась Рейнбоу. Её потрёпанные крылья ухватили бутылку и она снова наполнила стаканы.
— За что выпьем? — спросила она, возвращая бутылку Твистер.
— За пегасов! Пусть отныне они летают в ясном небе, — предложила Твистер.
Серая пегаска уставилась в стакан.
— За павших, — произнесла Шторм Чайзер более сдержанно. — Пусть их жертвы помнят и чтут.
Рейнбоу Дэш, как и генерал, опустила глаза.
— За друзей. Пусть они всегда возвращаются.
В тусклой корабельной каюте три стакана чокнулись вместе.
* * *
В этом городе было лишь одно направление: вниз. Это подтверждала каждая капля воды. Они бесконечно стекали по твёрдым поверхностям, просачивались в трещины чёрных стен, брызгали из водосточных труб, разбивались о лепнину и срывались с лестниц. Холодные водопады каскадами обрушивались по шахтам лифтов, и реки вырывались из дверей вестибюлей. Улицы служили дождю каналами, пока его потоки не исчезали среди растрескавшегося асфальта, ввинчиваясь в бездны ливневых стоков и срываясь в тоннели метро с вечным шумом тяжёлого вздоха. Поток никогда не заканчивался. Всё ниже. И ниже. Вниз.
Сбежать было невозможно. Искривлённые улицы вели только внутрь и даже самые согласованные попытки уйти будут остановлены при достижении мрачных стен, ярус за ярусом поднимающихся вокруг всего города. Монолитный барьер, удерживающий Пустошь от проникновения внутрь. Дорожные знаки на перекрёстках никогда не указывали в направлении, ведущем из города. Карты в придорожных киосках заканчивались у этих стен, будто Эквестрии за их пределами никогда и не существовало.
Пустошь была монстром холодным, допускающим, признающим возможность побега сегодня, ну, или завтра, или когда-нибудь, когда вам это потребуется. Это же место было другим. Оно жаждало. И каждая капля дождя стремилась в этом неизбежном и неумолимом направлении. Вниз.
