— Ну вот и продайте. Вы наверняка знаете, как это сделать.
Ибрагим кивал головой, о чем-то раздумывая:
— Много за дом сейчас не дадут, ты знаешь, такие времена, хотя он простоял сто лет и простоит еще триста. Но сама понимаешь…
— Да, наверное… Деньги возьмите себе. Когда мне будет нужно, я попрошу у вас.
— Что значит — попрошу, деньги все будут твои.
— Ну хорошо, дядя Ибрагим, там разберемся. Я переночую у вас?
— Конечно, Гульсум, ты еще спрашиваешь. А сейчас куда ты собираешься? — в его голосе был испуг.
— Домой зайду. Надо взять кое-что. Кое-какие вещи.
Женщина разлила чай по пиалам. Они пили чай в тишине. Потом Гульсум еще раз поблагодарила соседей, вышла на двор и осторожно открыла калитку своего дома. Ибрагим и Юлдуз из раскрытого окна наблюдали за ней.
Сердце забилось чаще. Гульсум сразу прошла в свою комнату и села на свой диванчик, погладила подушку, которую сделала сама. Она увлекалась росписью по шелку и подушку сделала в технике горячего батика — наволочка была как картина, где на фоне яркого африканского пейзажа сидела и курила женщина в стиле Поля Гогена.
Гульсум встала и пересела за свой письменный стол. Открыла шкафчик, взяла альбом с фотографиями, быстро пролистала его, потом, вытаскивая одну фотографию за другой — ее детство, родители, она с одноклассниками, перед поступлением в МГУ, она в университете, — взяла и не спеша разорвала каждую на мелкие кусочки. Нашла во втором шкафчике свою заначку — двести долларов — и переложила в кошелек. Самое лучшее было бы — сжечь дом, но она не будет этого делать из-за соседей. Может быть, он пригодится им, а скорее всего пригодятся деньги, вырученные от его продажи. Ну и хорошо.
Гульсум не пошла ни в комнату родителей, ни на кухню. Она открыла шкаф, бросила в сумку несколько платьев для Москвы, короткую джинсовую юбочку, вельветовые джинсы, которые купила совсем недавно, светло-бежевого цвета, по новой моде, на бедрах. Здесь, в Чечне, такие носить нельзя, чуть ли не наполовину открыт зад, а в Москве они будут смотреться в самый раз. Положила в сумку нижнее белье, чтобы не покупать в Гудермесе. Не оглядываясь даже на стены, вышла в коридор, про себя попрощалась с домом, помня, что она Алиса и ее ждет Королева, и закрыла дверь на ключ.
Она увидела, что соседи смотрят на нее из открытого окна.
— Идешь? — крикнул Ибрагим. На лице его было беспокойство.
Гульсум кивнула, закрыла дверь на ключ, вышла со двора, прикрыла калитку и вошла на двор соседей, отдала им ключи и, когда Ибрагим попытался посвятить ее в планы по поводу ее дома, сказала:
