Образ жизни | страница 40



рассматриваешь портрет, отчеканенный на мне:
я вырастаю, почти настоящий император.
Этого недостаточно. Ты склоняешься надо мной,
ударяешь, озабоченно вслушиваешься,
я издаю для тебя
свой самый чистый звук, почти без примеси.
Под конец, как опытный меняла,
ты надкусываешь меня: может быть, погнется
это фальшивое золото.
Я тверд, выдерживаю испытание: хоть не золото,
но вполне сносный сплав. Теперь ты можешь
со спокойным сердцем меня потратить.

Минута в Лувре

Я тороплюсь на срочную встречу:
за стеклянной перегородкой меня ждет
(я уже опаздываю) скорописец фараона.
Он сидит скрестив ноги,
весь внимание.
Смотрит на меня белыми глазами.
Что продиктую ему.
Что я должен продиктовать ему.
Посетители, проходя мимо,
задерживаются на минуту,
отражаются в стекле, стираются.
Итак, мы, он и я.
Его колени смотрят на меня
с большим терпением.
Итак, что.
Он обожженная глина,
я глина постепенно замерзающая.
Что прикажу ему.
Он видит
мое молчание,
он процарапывает его
на гладкой доске.
Я взглянул на часы, и стираюсь
со стекла, с его лица.
Не видел, что я уже был.
Он ждет меня.
Я уже опаздываю.

Комментарий

Уже с самого начала силы были неравные: Сатана очень большой чин на небесах, а Иов из плоти и крови. Но и без этого соревнование не было честным. Иов, который лишился всего своего богатства, потерял сыновей и дочерей и был поражен проказой, вообще не знал, что это соревнование.

Поскольку он слишком много жаловался, судья велел ему замолчать. Поскольку Иов подчинился и замолчал – он победил, сам того не зная, своего врага. И вот: ему возвращено богатство, даны сыновья и дочери – новые, понятно – и снята боль утраты первых детей.

Мы могли бы подумать, что эта компенсация страшнее всего. Могли бы подумать, что страшнее всего неведение Иова, который не понял, что победил, и кого. Но на самом деле страшнее всего то, что Иов никогда не существовал, а был лишь притчей.

Свидетельские показания

Нет, нет: они совершенно точно
были людьми: форма, сапоги.
Как объяснить. Они были – по образу и подобию.
Я – был тенью.
У меня другой Создатель.
И он в своей милости
не оставил во мне ничего, что умрет.
И я бежал к нему, летел – невесомый, голубой,
примиренный, я бы даже сказал: извиняющийся:
дым к всесильному дыму
без тела и образа.

Написано карандашом в запечатанном вагоне

Здесь в этом эшелоне
я Ева
с сыном Авелем
Если увидите моего старшего сына
Каина сына Адама
скажите ему что я

Двадцать лет в долине

А после этого? Не знаю.
Каждый из нас провалился
в свое собственное забвение.