В угоду, да и с подачи своих заморских собутыльников, Пётр I спаивал и Россию. Крайне пагубные последствия имел Указ Петра I от 1721 г., поощрявший казачье винокурение. На это переключались целенаправленно, на дрова сводились украинские леса, люди спивались. Бывало, что казаки по дешёвке продавали свой участок земли или отдавали за кружку водки – потому что тогда они переставали быть казаками и освобождались от всех обязанностей. По сути, малороссийское Войско развалилось. Дошло до того, что силами казачьего войска царский посланец Румянцев не сумел организовать даже почту – бедные казаки служить не могли, богатые не хотели». К счастью, пьяный казак «проспался», а вот дурак нет.
Пётр умудрялся и народ ссорить друг с другом. Так он придумал казакам герб, – голый казак на винной бочке, заменивший оленя, раненого стрелой. А в «битве при Лесной он поставил казаков и калмыков во втором эшелоне, приказав им колоть и рубить всякого, кто побежит…». Так Пётр I стал первым инициатором заградительных отрядов. Своих колоть казакам не пришлось. Но опыт петровский, как известно, прижился. Более того, разделять свободолюбивых казаков и русский народ часто было излюбленным занятием верховной власти, которая очень боялась, что казачий ген воли заразит народ и тогда некого будет обирать и грабить «по закону». Отношение государственной власти к казакам, в связи с этим, всегда было настороженным. И периодически в «верхах» возникала идея: а нельзя ли кем-нибудь заменить казаков? Но все эксперименты проваливались с треском.
Здесь стоит обратить внимание на то, что «искусственные» Войска становились полноценными, когда они создавались либо из добровольцев, как Сибирское, Бугское, либо из казаков других войск – как было на Тереке, в Оренбуржье. Во всех случаях они имели больший или меньший процент природных казаков, перенимали исконные казачьи традиции. Но следует задуматься над тем, а для чего создавались эти внутренние войска…
Казаки-православные
Казачество и вера православная – неразделимы. Именно в рамках православной веры многоликое казачество сформировалось как единый народ.
Валерий Шамборов пишет по этому поводу: «Казачество, выработавшее свою особую психологию, традиции, поведенческие стереотипы, действительно приобрело признаки народа. Однако и отдельным этносом не стало. С русскими казаков связывало православие. А по понятиям той эпохи «православный» было тождественно слову русский. Православные украинцы тогда называли себя «русскими». И человек любой нации, принимая православное крещение, становился «русским», с ним обращались как с полноправным русским. То есть, казачество стало субэтносом, «народом внутри народа». Впрочем, ведь и сам по себе великорусский этнос, в XV–XVI вв. только ещё формировался, объединяя в одно целое значительно отличавшиеся общности московитян, новгородцев, рязанцев, смолян, севрюков, финские племена мерян, муромы, чуди, служилых татар, «Литву» и т. д. Но при слиянии особенности всех этих народов стирались, а у казаков, наоборот, утверждались и укреплялись. Почему? Тут надо учитывать, что образование любого нового народа – процесс не только благотворный, но и отнюдь не безболезненный. Самые активные, энергичные люди могут противится «унификации». Они становятся тормозом на пути объективного процесса и, как правило, погибают – это происходило в феодальных и религиозных междоусобицах Западной Европы, Арабского халифата, Индии, Балканских стран. Однако в условиях России нашлась готовая древняя структура – казачество, которая нуждалась именно в таких людях! Вбирала их в себя. И им она вполне подходила, они дали старой форме новое наполнение. Таким образом, формирование великорусского этноса и казачества шло одновременно, было «двуединым» процессом. Случай в мировой истории уникальный, оттого и не удаётся втиснуть казаков в какую бы то ни было «стандартную» классификацию. Особенностью «двуединого» процесса стало и то, что казаки не отделяли себя от Российского государства (как следовало бы по версии о «беглых» – из самой психологии эмигрантов), а, напротив, крепили связи с ним. И ещё одним краеугольным камнем казачьих традиций стал российский патриотизм».
