Сказы | страница 9



Встал пан на колени, давай богу молиться. А гроза злей бушует.

Солдат под окном до нитки промок, озяб и убежал в курень малость обсушиться.

Вдруг видит пан, — настежь дверь распахнулась, и стоит перед ним молодой ткач Роман Челноков: глаза гневные, зубы стиснуты, и кровь на тесаке.

Крестится пан: не сон ли это, не привиделось ли ему? Да нет, не сон: живой человек перед ним, глаза серые, кудри русые, густые брови подковами выгнуты, а на правой щеке пятнышко с ягоду — родинка. И говорит Роман:

— Топил ты меня — не утопил, жег ты меня — не сжег, рубил ты меня — не зарубил. Теперь я тебя рубить пришел. И уж больше тебе не подняться. Я на своем поле вырос, мой корень глубоко в землю ушел, потому ты его и не вырубил. А ты — как чертополох, на чужой полосе вылез. Вырублю я тебя и на дорогу выброшу.

Задергались висячие усы у пана. Побелел он, как полотно, в ноги Роману ткнулся: «Не губи душу», — просит.

Прибежал солдат из куреня: тулово пана у кровати лежит, голова под порогом валяется. Переполошились паны, да той же ночью и ударились в лес и сундуки свои побросали. До сундуков ли тут, лишь бы ноги унести.

Ермолай с мужиками зашел им наперед, перенял их в лесу, подбавил им ходу. Не многие сумели убраться.

А в Москве-то Кузьма Минин с Митрием Пожарским Гришку Отрепьева и всех его приспешников порешили и, как ткацкий пух негодный, по ветру развеяли.

Ратнички амуницию чистят, завалы на улицах разбирают, Кремль обметают, мертвых панов в кучи кладут, Минина с Пожарским славят:

Уже взошли-то храбрые солдатушки
в белокаменный Кремль,
Как и начали солдатушки колоть, рубить,
Колоть, рубить, в большие кучи валить.
Самого-то Гришку в полон взяли,
В полон взяли, руки-ноги ему вязали,
Руки-ноги вязали, буйну голову рубили.

Наши ивановские разобрали забор дубовый, пошли по своим избам: кто в Притыкино, кто за Курень, в слободы, снова начали прясть и ткать.

А многих и не досчитались. У Ермолая из четырех сыновей один остался, самый меньшой, Ипат. Он-то и снес башку пану. А старшие трое свои буйные головы сложили: Роман, да Кузьма, да Пахом, а Ипат за братьев своих расплатился. Все четверо братьев, как орехи с одного куста, друг на друга похожи были, словно вылитые. Их и отец-то с маткой часто путали: который Ипат, который Пахом. И у всех было по родинке на щеке, такие уж уродились.

Белый парус

Летели раз гуси-лебеди с синя моря над нашими краями. Летели да все любовались: больно края-то хороши. А сверху все им видно, лучше чем с колокольни. Солнышко светит, на полях рожь сияет, луга коврами раскинуты, а промеж лугов, полей леса стоят.